Форум » Вдохновение » Любимые песни » Ответить
Любимые песни
Keto: вот наткнулась тут на историю создания очень известной и любимой песни. И подумала - может открыть на форуме раздел с текстами и исторями песен, которые нам дОроги? Первую историю цитирую с сайта песен из кинофильмов: Воспоминание о войне "На безымянной высоте" [more]Все дальше, все глубже в историю уходит Великая Отечественная война. Песни, написанные в годы сражений, передают теперь по радио в программах, именуемых "Песни наших отцов ". Но вот появилась новая песня - воспоминание о войне. Ее написали для кинокартины "Тишина" поэт Михаил Матусовский и композитор Вениамин.Баснер А люди, не слышавшие никогда грома орудий, родившиеся после 1945-го, приняли эту песню как свою, как песню сыновей. Ну , конечно , отцы - ветераны тоже полюбили , но мне важно отметить , что юное поколения подняло песню , казалось бы совсем не похожую на " модные шлягеры ", на песни , которые - стоят они этого или не стоят - называют "современными ". Как объяснить всенародный успех этой песни ? Я думаю, что, зазвучав впервые накануне двадцатилетия Победы, песня ответила на вновь всколыхнувшийся интерес к героическому прошлому. В общественной жизни . как в океане . есть свои приливы и отливы . Песню "На безымянной высоте" принес прилив. Приникая к сюжету фильма "Тишина ", песня, однако, могла быть совершенной самостоятельной : задача ее в картине - показать близость двух фронтовых друзей, напомнить о погибших товарищах. Поэт нарисовал в этой песне картину, достоверно передающую боевую обстановку, рассказывал эпизод, который мог бы показаться придуманным - мало ли было на пути от Бреста до Волги и от Волги до Эльбы безымянных высот, тяжелых сражений и потерь. Но поиск , проведенный редакцией газеты "Советская Сибирь", подтвердил , что в основу песни "На безымянной высоте" положена действительная история, что в Новосибирске помнят имена всех "восемнадцати ребят ", что, как ни много безымянных высот, но в песне речь шла об одной - о высоте, которая находится у поселка Рубеженка, Куйбышевского района, Калужской области. Какой же боевой эпизод стал основой песни "На безымянной высоте" ? Безымянная находилась в полосе наступления 139-ой стрелковой дивизии, там, впереди, в руках врага. Эта высота была господствующей, ее взятие могло резко изменить в нашу пользу положение на этом участке фронта. В августе 1943 года в дивизию прибыло пополнение - сибиряки - добровольцы, новосибирские рабочие. Боевая группа, состоящая из сибиряков, коммунистов, под командованием младшего лейтенанта Евгения Порошина должна была произвести смелую операцию - пройти в ночь на 14 сентября в тыл противника и захватить высоту Безымянную. Радиопозывным этой группы смельчаков было слово "Луна". "Луна" сообщила командованию , что высота занята . Дальше события разворачивались трагически . Обнаруженные врагом сибиряки были со всех сторон окружены во много раз превосходящими силами противника . Восемнадцать приняли бой против двухсот !! В песне поется : "Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят" Лишь в этой цифре поэт не был предельно точен. Увы, только двое, всего лишь двое остались в живых - сержант Константин Власов и рядовой Герасим Лапин. Раненые и контуженные, они чудом спаслись - Власов попал в плен, оттуда бежал к партизанам ; Лапин был найден нашими наступающими бойцами среди трупов - пришел в себя, оправился от ран и вновь воевал в составе 139-ой дивизии. Итак, я назвал три фамилии из восемнадцати ребят - командира и двух оставшихся в живых. Но в Новосибирске помнят все имена, и я считаю своим долгом их перечислить : Николай Даниленко Дмитрий Ярута Емельян Белоконов Петр Панин Дмитрий Шляхов Роман Закомолдин Николай Галенкин Тимофей Касабиев Гавриил Воробьев Александр Артамонов Дмитрий Липовицер Борис Кигель Даниил Денисов Петр Романов Иван Куликов Из восемнадцати героев Безымянной девять работали да фронта на заводе "Сибсельмаш". Как цех завода, детища первых пятилеток, дымилась в сентябрьскую ночь высота Безымянная. Плечом к плечу, вкруговую стояли сибирские рабочие, бились до последнего патрона, до последней гранаты. Бывший редактор газеты Николай Чайка рассказывает на страницах " Советской Сибири " : " Сентябрьским утром 1943 года по долгу фронтового журналиста одним из первых с наступающими колоннами попал на Безымянную высоту у незнакомого поселка Рубеженка. Трудно найти слова, чтобы предать то, что я увидел. Даже в позах шестнадцати уже мертвых героев сохранилась напряженность боя, его ярость. С гранатой, зажатой в руке, с указательным пальцем на спусковом крючке автомата, в лужах собственной и вражеской крови лежали тела героев. Вся высота была буквально завалена осколками, стреляными гильзами, пустыми дисками, касками " Михаил Матусовский находился на том участке фронта, где совершили свой подвиг восемнадцать сибиряков. Тогда же он написал поэму " Безымянная высота ". Но поэма оказалась лишь записью, наброском песни, родившийся через двадцать лет. Вероятно, невозможно было вместить в песню упоминание о том, что герои Безымянной высоты были сибиряками. Жаль, потому что в песнях и легендах еще мало сказано о великом подвиге сибирских добровольцев, проявивших легендарное мужество и отвагу. На высоте Безымянной в 1996 году становили памятник. На камне - строфы песни. Однополчанин восемнадцати подполковник В. Плотников опубликовал документальную повесть о героях Безымянной. А поэт Михаил Матусовский приписал еще одну строфу к своей песне : На склонах обагренной Волги, На берегах Москвы- реки В своих дубленых полушубках Стояли вы, сибиряки. Да будет не забыт ваш подвиг, Как не забыты будут те - У незнакомого поселка, На безымянной высоте. . "На безымянной высоте" сл.М. Матусовскиймуз. В.Баснер Em Am Дымилась роща под горою, H7 Em И вместе с ней горел закат... Am Нас оставалось только трое H7 Em Из восемнадцати ребят. E Am D7 G Как много их, друзей хороших, H7 C Лежать осталось в темноте - Am Em У незнакомого поселка, H7 Em На безымянной высоте. Светилась, падая, ракета, Как догоревшая звезда... Кто хоть однажды видел это, Тот не забудет никогда. Он не забудет, не забудет Атаки яростные те - У незнакомого поселка, На безымянной высоте. Над нами "мессеры" кружили, И было видно, словно днем... Но только крепче мы дружили Под перекрестным артогнем. И как бы трудно ни бывало, Ты верен был своей мечте - У незнакомого поселка, На безымянной высоте. Мне часто снятся все ребята, Друзья моих военных дней, Землянка наша в три наката, Сосна сгоревшая над ней. Как будто вновь я вместе с ними Стою на огненной черте - У незнакомого поселка, На безымянной высоте.[/more]
Ответов - 86, стр:
1 2 3 All
Мотыль: Ивваныч пишет: А мне не послушать, все заблокировано карпарацией, мать ее... Попробуй следующее... подведи курсор мышки к картинке в колоке "ЗАПИСЬ" нажми правую кнопку мыши и если вывалиться меню найди в нем "Сохранить объект как..." или англ.вариант "Save target As..." ну и далее если чудо произошло сохраняешь на диск в свою папочку (ну или новую создаешь) и наслаждаешся. Важно! В случае фиаско, одеваешь кирзовые сапоги 45 размера, оба правых и идешь бить вашего сис.админа
Мотыль: Ну, я подзабыл каких... левых или правых... в любом случае, меня правильно поняли главное НЕСТАНДАРТНЫХ
Keto: Мы тут о высоком, а у них баня...на ножках... Избнакурнож, понимаешь!
Keto: Люууууууди! Огромная просьба - цитаты большого объема делайте скрытым текстом. Так удобнее я думаю.
Keto: "Синий платочек" История песни «Синий платочек» к настоящему моменту довольно хорошо исследована и вроде бы не имеет белых пятен. Наиболее полно она описана в книге «Мой друг – грампластинка. Записки коллекционера», вышедшей в 1989 году в киевском издательстве Музычна Украйина. Автор книги киевский коллекционер Анатолий Иванович Железный. Используя материалы этой книги я бы хотел пересказать эту историю для читателей сайта, поскольку она до сих пор не была опубликована в интернте. Кроме того, история песни «Синий платочек» интересна тем, что иллюстрирует одно очень важное для нас явление, которое получило распространение на эстраде в военные годы. Речь идет о случаях возникновения новых песен, на основе старых песен, имевших бытование в довоенной мирной жизни. Мы можем сколь угодно долго сопоставлять их варианты, рассуждать, сравнивать тексты, высказывать наши мнения относительно того, насколько удачными оказались те или иные новые редакции, но каждому, кто достигнет определенной степени погруженности в материал, неминуемо придется оказаться перед одним выводом, который я хотел бы озвучить в конце этой статьи. Я думаю, что если бы не война, заставившая исполнителей переосмыслить репертуар, большинство из нас знало бы имя Клавдии Шульженко как исполнительницы романсов и легких эстрадных песенок. По мере ее творческого роста палитра песенных образов становилась все более разнообразной. Послевоенные песенки вроде «Да Да Да» и «Не шути» открывают новые, довольно неожиданные, грани артистического образа исполнительницы гражданских песен «Синий платочек», «Давай закурим» и «Где же вы теперь, друзья однополчане». «Песня о гордой девушке» картину еще более путает, заставляя лично меня просто неоднозначно относиться к ее творчеству – образ эмансипированной сельской истерички, очевидно, был весьма востребован какое-то время назад. Я думаю, что такая коллизия образов была не случайной – легкие жанры всегда привлекали певицу больше, нежели т.н.«массовый» репертуар. Например, романс «Руки» стал очень популярен именно в ее исполнении, а не в исполнении Юрьевой, которая включила его в репертуар на несколько лет раньше. Стилистический анализ записей Клавдии Шульженко позволяет сделать вывод, что она все же спела и записала много "не своих" песен, в которые сама не вполне верила, в которых, для придания большей убедительности, ей приходилось много играть. И она часто переигрывала, как бы нарочно ставя невпопад интонации, местами переходя на речитатив и нарушая ту тонкую художественную грань, после которой и слушатель перестает «верить» певице. На сцене она создала палитру образов женщин от сильной, не в меру мужественной, вызывающе независимой, героини своего времени, способной быть «своим парнем», до ревнивой испанки, готовой «разорвать на куски» всех соперниц. В жизни она всегда хотела казаться яркой и успешной, живущей широко и красиво, зачастую вопреки обстоятельствам. Хотя, повторяю, талант и чувство все же не спрятать, даже если очень хочется придать разнообразие репертуару – именно ее записи «Черноморской песни» или, скажем, песни «Сибирский вечер» я считаю лучшими из известных мне исполнений. И так, история песни «Синий платочек» была подробно изложена в книге Анатолия Ивановича Железного. А.И.Железный пишет: Весной 1940 года в московском театре «Эрмитаж» проходили гастроли, известного польского оркестра Генриха Гольда «Голубой джаз». Пианист джаза, автор таких популярных в то время песен, как «Донна Клара», «Утомленное солнце», композитор Ежи Петерсбурский на одном из концертов исполнил свою новую мелодию, написанную им во время недавних гастролей в Днепропетровске. Присутствовавший на концерте поэт и драматург Я.М.Галицкий обратил внимание; на эту яркую, очень напевную мелодию и тут же в зале, записал в своем блокноте возникший в его поэтическом воображении текст: Синенький, скромный платочек Падал с опущенных плеч. Ты говорила, Что не забудешь Ласковых, радостных встреч... Встретившись после концерта с Ежи Петерсбурским в гостинице, поэт показал ему свои черновые наброски. Было решено, что песня, пожалуй, получится, но текст следует дополнить еще несколькими куплетами. Через несколько дней она была полностью готова, и на очередном концерте ее впервые исполнил солист «Голубого джаза» Станислав Ландау. Новая песня, названная авторами «Синий платочек», сразу понравилась москвичам. С этого дня она обязательно исполнялась в каждом концерте оркестра Генриха Гольда. Вскоре «Синий платочек» стал широко известен и его включили в свой репертуар такие мастера песенной эстрады, как Лидия Русланова, Изабелла Юрьева, Вадим Козин, Екатерина Юровская. В том же 1940 году песня была дважды записана на граммофонную пластинку в исполнении И.Д.Юрьевой и Е.И.Юровской. Многие годы считалось, что первой записала «Синий платочек» Екатерина Николаевна Юровская. Но вот совсем недавно мне в руки попал подлинный договор Е.Н.Юровской с фабрикой грампластинок Ленмузтреста на запись четырех произведений: «Синий платочек», «Не говори», «Фиалки» и «Вот, что наделали песни твои». На договоре, подписанном певицей и директором фабрики В.Ф.Рыбкиным, стоит дата: 19 ноября 1940 года. А согласно журналу регистрации грамзаписей, хранящемуся в архиве Всесоюзной студии грамзаписи фирмы «Мелодия» Изабелла Даниловна Юрьева напела на пластинку песню «Синий платочек» 24 сентября 1940 года. Таким образом, приоритет первой записи популярной песни принадлежит не Е.Н.Юровской, а И.Д.Юрьевой. Клавдию Ивановну Шульженко «Синий платочек» не взволновал. Она вспоминала: «Синий платочек» в том, довоенном, варианте мне понравился — легкий, мелодичный вальс, очень простой и сразу запоминающийся, походил чем-то на городской романс, на песни городских окраин, как их называли. Но текст его меня не заинтересовал: показался рядовым, банальным». Так и не попал «Синий платочек» в довоенный репертуар Клавдии Ивановны. Началась Великая Отечественная война. Казалось, что среди грохота сражений, небывалых еще в истории войн, могут звучать лишь боевые песни да марши. Однако, как отмечал поэт А. Сурков, «уже с первых дней войны стало слышно, что рядом с кованными строками «Идет война народная, священная война» в солдат-ском сердце теплятся тихие лирические слова в общем-то не очень сильной песни «Синий платочек». Правда, жизнь внесла свои коррективы в содержание популярной песни. Буквально в первые же дни войны в Киеве получил распространение вариант текста «Синего платочка», сочиненный безвестным автором: Двадцать второго июня Ровно в четыре часа Киев бомбили. Нам объявили, Что началася война. Кончилось мирное время Нам расставаться пора! Я уезжаю, Быть обещаю Верным тебе до конца. Стукнут колеса состава, Поезд помчится стрелой. Ты — на перроне, Я уж в вагоне. Ты мне помашешь рукой.. Быть может, текст этот и небезупречен с литературной точки зрения, но он удивительно верно передает обстановку и общий дух тех незабываемых дней. Часто во время концертов бойцы просили Клавдию Ивановну Шульженко исполнить и такие довоенные, сугубо «мирные» лирические песни, как «Руки», «Андрюша», «Встречи», «Мама» и, конечно же, «Синий платочек». Поэтому певица включила в свой репертуар и эту песню. Однажды весной 1942 года Фронтовой джаз-оркестр В. Коралли и К. Шульженко выступал в гвардейском подразделении генерала Н.А.Гагена, защищавшем легендарную «дорогу жизни» через Ладожское озеро. После концерта, беседуя с бойцами, Клавдия Ивановна познакомилась с литературным сотрудником газеты 54-й армии Волховского фронта «В решающий бой!» лейтенантом Михаилом Александровичем Максимовым. Когда речь зашла о любимых песнях и, в частности, о «Синем платочке», артистка сказала: — Песня популярна в народе, у нее простая, запоминающаяся мелодия. Но нужны другие слова, которые отражали бы сегодняшний день, нашу великую битву с фашизмом. Тогда песня будет нужна армии. Лейтенант М. А. Максимов не был поэтом, да и в газете работал всего лишь два месяца. До этого он воевал в составе Первой горно-стрелковой бригады помощником командира артиллерийско-пулеметного батальона. Но слова К. И. Шульженко его очень взволновали, и он воспринял их как личное задание. По свидетельству писателя Александра Бартэна, бывшего сослуживца М. А. Максимова, тот, вернувшись с концерта певицы, сразу же принялся работать над новым текстом песни. Было это 9 апреля 1942 года. К утру текст был готов. «Мне сразу понравились простые, берущие за душу слова,— вспоминала К. И. Шульженко.— В них было много правды. У каждого из защитников нашей Родины, у каждого воина есть одна, родная женщина, самая любимая, близкая и дорогая, за горе, страдание, лишения, за разлуку с которой он будет мстить врагу... И вскоре я уже пела фронтовой «Синий платочек» для своих слушателей. С тех пор песня эта навсегда осталась в моем репертуаре». Хорошая песня всегда была верным помощником бойца. С песней он отдыхал в короткие часы затишья, вспоминал родных и близких. Многие фронтовики до сих пор помнят видавший виды окопный патефон, на котором они слушали любимые песни под аккомпанемент артиллерийской канонады. Участник Великой Отечественной войны писатель Юрий Яковлев пишет: «Когда я слышу песню о синем платочке, то сразу переношусь в тесную фронтовую землянку. Мы сидим на нарах, мерцает скупой огонек коптилки, потрескивают в печурке дрова, а на столе — патефон. И звучит песня, такая родная, такая понятная и так крепко слитая с драматическими днями войны. «Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч...». В одной из песен, популярных в годы войны, были такие слова: Кто сказал, что надо бросить Песни на войне? После боя сердце просит Музыки вдвойне! Учитывая это обстоятельство, было принято решение возобновить на Апрелевском заводе прерванное войной производство грам-пластинок. Начиная с октября 1942 года из-под пресса предприятия пошли на фронт грампластинки вместе с боеприпасами, пушками и танками. Они несли песню, которая была так нужна бойцу, в каждый блиндаж, в каждую землянку, в каждый окоп. Вместе с другими песнями, рожденными в это тяжкое время, воевал с врагом и «Синий платочек», записанный на граммофонную пластинку в ноябре 1942 года. Сейчас точно известно, что в годы войны песня «Синий плато чек» дважды выпускалась на пластинках. Правда, была сделана еще одна запись - с довоенным текстом Я- Галицкого, но она не была тиражирована на граммофонных пластинках. Первая пластинка была выпущена в блокадном Ленинграде в очень ограниченном количестве экземпляров. На пластинке помещалась фонограмма звукового сопровождения кинофильма «Концерт фронту», в котором К. И. Шульженко исполняла «Синий платочек» с; новым текстом в сопровождении двух аккордеонистов Фронтового джаз-ансамбля (Л. Беженцев и Л. Фишман). А через несколько дней Клавдия Ивановна напела на пластинку еще один вариант «Синего платочка» в сопровождении полного состава Фронтового джаз-оркестра (пластинка №139). Именно эта запись получила самое широкое распространение. Минометчики на привеле слушают патефон. 49 армия, 2-й белорусский фронт. Говоря об бытовании «Синего платочка» мне бы хотелось дать читателям личную оценку этой истории. Для начала приведу слова Бориса Андреевича Мокроусова, которые считаю совершенно справедливыми. Уже после войны, 17 ноября 1951г., в выступлении на секции массовых жанров союза композиторов, Б.А.Мокроусов говорил: «Позволю себе вспомнить песни прошедшей Отечественной войны. Всё ли так было благополучно с точки зрения нашего высокопоставленного собрания. Отнюдь нет. Наряду с замечательной песней теперь покойного А.В.Александрова (имеется в виду песня «Священная война») у нас бытовали в армии песни с сомнительными интонациями. Например «Синий платочек», «Давай закурим», «Мама», «Огонек» и другие. Разве кроме композиторов кто-нибудь критиковал эти песни. Никто. Они жили, пелись и согревали душу наших бойцов. Они шли в бой и умирали с этими песнями на устах». Что имел в виду Мокроусов? Мокроусов предостерегал своих коллег от перегибов, которые нередко допускала художественная цензура. Действительно и «Темная ночь» и «Синий платочек» и ряд других песен были не безупречны в интонационной части. Но так ли это было важно. Даже песни с «интимными, сомнительными интонациями» приобрели гражданское звучание в военные годы. Конечно, это произошло не сразу. В годы войны оказался нарушен обычный порядок проникновения песен в народ: если до войны песни сначала издавались на пластинках, а уж потом становились популярны, то теперь они, исполняясь на фронтах, становились популярны и только потом попадали на пластинки. И с этими песнями критики и цензоры уже ничего не могли поделать – это были народные песни, заслужившие в боях право на существование! По своему эмоционально-духовному наполнению песни войны превзошли все, что существовало на нашей эстраде прежде и все что вылезло на нашу эстраду после. Я бы сказал, что советская военная песня в подлинном звучании содержит некую духовную квинтэссенцию, которая волшебным образом дает человеку прозревать, открывает глаза на то подлинное, что имеет значение в его жизни. Обратите внимание на то, что при всем обилии современных звукозаписывающих средств, мы практически не слышали подлинного звучания военных песен. По радио и на CD основная масса людей слышит их уже такими, как они были записаны на фондовские магнитки и долгоиграющие пластинки. Но эти записи были сделаны уже в другое время, они несут совершенно иной ДУХ. Я убежден, что звучание военной пластинки несет некий духовный энергетический оттиск, влияние которого способно оказать глубокое воздействие на состояние человеческой личности. Конечно, я не призываю фетишизировать пластинку как объект вожделения, коим она является для многих коллекционеров! Пластинка не самоценна как предмет! Она, прежде всего, является исходным носителем записи, нередко единственным и уникальным. Я, вероятно, долго не забуду одного случая, связанного именно с пластинкой «Синий платочек». В те времена, когда я еще давал объявления в газете о покупке грампластинок, однажды мне позвонила пожилая женщина. Мы договорились о встрече, и после работы я приехал к ней в дом в старой части города. Из пачки патефонных пластинок я выбрал всего четыре – среди них была и пластинка с песней «Синий платочек» в исполнении К.Шулженко. Пластинка была выпущена во время войны, на ней стоял и соответствующий штамп «Обменный фонд. Продаже не подлежит». Ставились тогда такие штампы... «Забирайте их, мне теперь уже не нужно…- сказала она грустно - вот меня не станет, а внуки ведь не будут слушать. Им и не на чём». Я хотел возразить, что возможно все будет и не так уж плохо, но подумал, что вряд ли это сейчас уместно. «Я хорошо помню эту пластинку, - продолжала она, - это пластинка моего отца. Я покупала ее в подарок на его день рождения зимой в конце 42 года. Была зима, холодно, я тогда бегала на рынок, искала эту пластинку. Знаете, там, где теперь Самарская площадь был громадный блошиный рынок». Она сказала, сколько тогда заплатила за эту песню. Мне показалось, что это было безумно дорого. В какой-то момент у меня возникло желание оставить ей пластинку, все же для человека это память об отце. Но женщина махнула рукой, дескать, ей сейчас уже не до этого, прожить бы на пенсию – одна забота. Я ушел, но некое тяжелое чувство, навеянное этим разговором, не покидало меня еще какое-то время. Грустнее всего было то, что практически невозможно объяснить пожилому человеку «на пальцах», что сегодня существует такая вещь, как интернет, и что благодаря ему военные песни могут обрести второе рождение. Что тысячи людей смогут у себя дома услышать ту самую запись, которую в холодном 42 году еще девчонкой она покупала в подарок пришедшему с фронта раненому отцу. Удивительным образом эта история нашла отзвук и в стихотворении Николая Николаевича Добронравова, которое я случайно услышал в прямом эфире «Народного радио». Текст стихотворения «Пластинка памяти моей» удалось найти на сайте Александры Пахмутовой. Пожалуй, в наше «продвинутое» время оно звучит местами наивно: давно уже не в моде пресловутый «Бони-М» и отнюдь не везде идеальны рифмы... Но как точно автор описал свои чувства, как верно он подсказал нам слова, которые мы хотели бы сказать сами. ПЛАСТИНКА ПАМЯТИ МОЕЙ Чужой напев, как пилигрим, Стучится в души людям. А мы с тобой назло другим Свою пластинку крутим. Звучит в эфире «Бони-М» Так солнечно и мило. В колонках стереосистем Магическая сила. Я слушал сам в кругу друзей Все модные новинки. И всё же сердцу нет родней Той, старенькой пластинки, Что я мальчишкой приобрел И не признался маме - В те дни освобожден Орел Был нашими войсками. Еще повсюду шла война. Царил хаос на рынке. Буханка хлебушка – цена Той маленькой пластинки. Ах, эта песня про бойца, Любимая фронтами... И голос хриплый у певца, Как стиснутый бинтами. Как, излучая бледный свет, Вздыхают инструменты. И нету в этой песне, нет Ни фальши, ни акцента. ...Я помню дома костыли, Шинель и шапку деда. Пластинку вдовы завели И пили за победу. Наверно, Бог один дает Патенты на бессмертье. Но эта песня проживет, Как минимум, столетья. Она не может умереть, Погибнуть без возврата, Когда в самой в ней жизнь и смерть, И что ни вздох – то правда. Уж как её ты ни крути, Всё наше в этой песне: Свои печали и дожди, Своей земли болезни. Она не только в ближний бой Бойцов страны водила, Но в жизни быть самим собой Меня она учила. Она твердила мне: живи Без грома барабанов, Она страдала от любви И врачевала раны. Пока слышна она – живут На родине берёзы, Есть нежность, преданность и труд, И праведные слёзы. И мы верны такой судьбе, Другими уж не будем. И – пусть порой во вред себе – Свою пластинку крутим. Я верю, что, побеждены, Уйдут в отставку войны. Но песни этой будем мы Во все века достойны. И в Судный день на зов трубы Мотив её воскреснет. И нету жизни без судьбы. И без судьбы нет песни.
Keto: Про Марка Бернеса и его песни: Авторы: Леонид ШЕМЕТА, Владимир ПОЛОНСКИЙ (К 90-летию со дня рождения Марка Бернеса) Марк Бернес Нет, наверное, в Украине человека, который бы не помнил эти замечательные песни, которые сошли с экрана «в народ» и начали свою собственную жизнь, независимую от первых исполнителей. «Тучи над городом встали», «Спят курганы темные», «Любимый город», «Шаланды, полные кефали», «Темная ночь»... Многие песни этого далеко не полного перечня давненько перешагнули свой «пенсионный возраст», но продолжают «трудовую жизнь». О том, насколько они популярны и ныне, свидетельствуют периодические включения их в телефильмы «Старые песни о главном» с участием звезд украинской и российской эстрады. Но не только о постаревших песнях, бывших когда-то полноправными участниками известных кинофильмов, мы вспоминаем в этом очерке. «Народ конфискует эту песню в свою пользу» В начале 1939 года на Киевской киностудии художественных фильмов начались съемки картины «Большая жизнь». В ленте, по господствовавшей тогда в советском кинематографе традиции, обязательным элементом должны были стать песни — гражданственно-патриотические и лирические. Тексты написал поэт Борис Ласкин. Одна из песен под названием «Спят курганы темные» должна была, по замыслу режиссера Леонида Лукова, нести значительную смысловую и идейно-политическую нагрузку. Потому Луков посчитал, что мелодию должен написать композитор, свободный от штампов бравурно-массовой спевки, зарекомендовавший себя созданием песен лирико-гражданственного направления. Таковым Леонид Луков видел на эстрадно-песенном небосводе лишь Никиту Владимировича Богословского, песни которого из кинофильма «Остров сокровищ» распевала вся страна. Надежды режиссера Богословский оправдал, песня состоялась, и... В фильме «Большая жизнь» в роли инженера Петухова был занят молодой актер, получивший широкую известность, снявшись в картине «Человек с ружьем». В роли обаятельного простецкого рабочего парня Кости Жигулева он спел песню «Тучи над городом встали», которую написал специально для него второй режиссер Павел Арманд. И сам актер, и весь постановочный коллектив «Большой жизни» были уверены, что песенный рассказ о том, как «Спят курганы темные», тоже достанется ему — Марку Бернесу. Даже сам композитор Никита Богословский не представлял себе иного. Но, к разочарованию всех, Леонид Луков отдал песню другому исполнителю — увы, недоброму по сценарию герою Макару Ляготину. И роль эту, и песню превосходно исполнил наш талантливый актер Лаврентий Масоха. Читатель, конечно, помнит этого актера по его последней в жизни роли Шольца, секретаря-порученца Мюллера—Броневого, в телесериале Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны». «Если эта песня («Спят курганы темные») получится действительно правильной и патриотичной, — говорил Леонид Луков, — то народ конфискует ее в свою пользу». Получилась. И стала народной. И в записи на пластинку песня «Спят курганы темные» вышла огромным тиражом в 1940 году — уже в исполнении Марка Бернеса. Правда, при записи Бернес оказался объектом шуточного розыгрыша. Знакомые посоветовали ему исполнять песню, ставшую к этому времени необычайно популярной в Донбассе, на якобы сложившемся там шахтерском диалекте. Поэтому на сохранившихся у коллекционеров пластинках того тиража спящие курганы не «темные», а «темныи», а туманы, естественно, «белыи». Но и в этом варианте исполнения песня, как и предполагал Леонид Луков, «была конфискована народом». Она не теряла популярности и в тягостных условиях чужеземной оккупации. Так, приказом военного коменданта оккупированной румынами Одессы в 1942 году был опубликован перечень запрещенных к исполнению и прослушиванию советских песен, и там на 6-м месте значились «Курганы темныи»... Параллельно с фильмом «Большая жизнь» на Киевской же киностудии проходили съемки планового фильма с достаточно примитивным и мелодраматичным сюжетом. Это была картина о летчиках-истребителях. Исполнение главной роли было поручено Марку Бернесу. Однако чуть ли не до самого окончания съемок «Истребители» водили свои ястребки без требуемой традицией песни. Марк Бернес и Евгений Долматовский шли от киностудии в гостиницу. Настроение было лиричным, опоэтизированным неповторимой киевской весной. И оба неожиданно друг для друга заговорили об изысканности и нежности этого вечно юного в своей седовласой мудрости города. И решили написать добрую песню о нем. Бродили по вечернему городу, заглядывали в подольские переулки, круто горбатившиеся по древним холмам, карабкались по надднепрянским кручам, но тема как-то не складывалась. Возвратившись в гостиницу, Долматовский заглянул к соседу по номеру, с которым познакомился в поезде. Этот молодой летчик с Золотой Звездой Героя на груди чем-то напоминал Сергея Кожухарова, которого в «Истребителях» играл Марк Бернес. Сосед собирался в дорогу, поскольку, как он объяснил, получил приказ срочно прибыть в часть. — Что, назад, в Испанию? — шепотом поинтересовался Долматовский. — Нет, увы, там все закончилось плохо... Теперь на восток, далеко, в далекий край земли... «В далекий край товарищ улетает...» — подумал Долматовский и вдруг понял,что это и есть та самая зацепка, которую они с Бернесом ищут. Заперся в номере и... Наутро песня была готова. Бернес одобрил текст, и вдвоем они помчались к Богословскому. И — опять на следующее утро! — Богословский спел всю песню, аккомпанируя себе на рояле. Восторгам всего съемочного коллектива не было предела. После ряда административно-организационных приключений песня стала участником нового кинофильма и впоследствии зажила самостоятельной эстрадно-концертной жизнью. А создатели фильма «Истребители» и не предполагали выпавшего на его долю успеха, сердцевиной которого стала песня летчика Сергея Кожухарова—Марка Бернеса. Он сделался любимым киногероем молодежи тех лет. По традиционным законам жанра влюбленный герой куда-то улетает, оставляя «знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд». А эмоционального накала песня достигает, «когда ж домой товарищ мой вернется», к ожидавшей его любимой. У каждого подростка, юноши возникало чувство родства с киногероем... Тем, кто знает и помнит эту песню, понятно, что она не о каком-то абстрактном «синеглазом городе» — об одном из красивейших городов мира, о Киеве... Путь на кинематографический олимп Марк Наумович Бернес (Нейман), киноактер, эстрадный певец. В его паспорте была записана дата рождения по старому стилю — 8 сентября 1911 года. По новому — 21 сентября. Уроженец старинного украинского города Нежина. Бедность, многолетняя неустроенность родителей подтолкнула их в поисках лучшей доли переехать в Харьков. Тут, окончив в 1926 году неполную школу, Марк начал работать статистом в театре. Так, не имея соответствующего образования, он приблизился к своей мечте — актер, сцена и, конечно, успех. Мечты... На помощь пришел случай — Марк мелькнул перед внимательным взглядом известного тогда в Украине режиссера Николая Синельникова. Это он был «крестным отцом» Клавдии Ивановны Шульженко. Марку Бернесу Синельников указал, что наличие индивидуальных актерских данных должно быть помножено на кропотливый, упорный труд. Эти слова придали молодому человеку столько уверенности и надежд, что уже в 1928 году он оказался в Москве. Статист в Малом театре, статист в Большом. Затем он оказался в драматическом театре, долго хранившем за собой в обиходной речи название «Театра Корша». Тут впоследствии работал и Николай Синельников, по инициативе которого Бернес стал актером в Театре революции (ныне — Маяковского). Марк Бернес не стал драматическим актером, хотя и проработал в лучших театрах Москвы восемь лет. И вот в 1936 году режиссер «Мосфильма» В.Червяков пригласил его на небольшую роль в фильме «Заключенные». Тут его и заметил прославленный в будущем режиссер Сергей Юткевич. В фильме Юткевича «Шахтеры» Бернес играл уже одну из главных ролей — инженера Красовского. Своим нестандартным поведением перед камерой, ослепительной мужественной улыбкой, особой «бернесовской» манерой общения с коллегами он покорил Сергея Юткевича, и режиссер пригласил Марка на съемки в новой кинокартине. Исполняя роль Кости Жигулева в фильме «Человек с ружьем», Бернес чувствовал незавершенность этого образа, отсутствие в нем чего-то очень важного и весомого, того последнего штриха, который дал бы его герою, хоть и второстепенному, возможность прожить на экране полнокровную, запоминающуюся жизнь. И высказал свое мнение режиссеру: этим последним штрихом должна стать песня. Режиссер согласился. С песней «Тучи над городом встали» Марк Бернес и взошел на кинематографический олимп. В 1939 году состоялся его дебют с этой песней в грамзаписи. Нужно ли говорить, что пластинки шли нарасхват? Не следует при этом забывать, что, хорошо зная скромные возможности своего голоса, Бернес и не помышлял тогда о карьере эстрадного певца. Ведь на эстраде звучали и завораживали слушателей голоса Аркадия Погодина, Георгия Виноградова, Владимира Канделаки... Слушавшие Марка Бернеса находили в нем яркую индивидуальность, искренность, непосредственность — это и пленяло. Но у самого Бернеса крепла уверенность, что его настоящее призвание — кино. «Заключенные», «Шахтеры», «Человек с ружьем», «Большая жизнь», «Истребители» эти фильмы принесли ему кинематографическую славу. С началом Отечественной войны одна за другой последовали роли в военных киноновеллах: «Последняя очередь», «Стебельков в небесах», «Три танкиста», «Квартал № 14», в полнометражном фильме «Дорога к звездам». В военные годы Марк Бернес сыграл и едва ли не лучшую свою роль в картине «Два бойца». Тут бесстрашный и остроумный одессит Аркадий Дзюбин в изображении Бернеса не только хорошо воевал, но и был настоящим другом. Фильм орнаментирован двумя песнями, которые исполнял Аркадий—Марк Бернес. Это «Шаланды, полные кефали» и «Темная ночь». Истории создания этих песен давно уже стали хрестоматийными, а сами песни... Как бы ни менялась наша жизнь — война, жестокости тоталитарной системы, «оттепель», перестройка, развал Союза, —песни эти, спетые Марком Бернесом в военное лихолетье, остаются глубоко народными. «Темную ночь» еще до выхода фильма на экран исполнял и записал на пластинку Леонид Утесов, затем ее пели И.Козловский, Г.Виноградов. Но по огромной силе эмоционального воздействия на слушателей бернесовское исполнение остается непревзойденным. Бернес создал настоящий гимн всепобеждающей любви, согревающей и оберегающей солдата на войне. Эта песня была с Бернесом на всех этапах его творческой карьеры. И на всех изломах судьбы страны оставалась для мудрствующих критиков неприкасаемой — чего нельзя сказать о «Шаландах». Тут ретивые идеологи долго изощрялись в нападках на мелодию и текст, приписывая песне и босяцкий анархизм, и криминальные мотивы. Но песню охотно исполняли, а пластинки с ее записью всегда считались предметом повышенного спроса. «Я люблю тебя, жизнь!» В историю советского искусства Марк Бернес вошел все же скорее как эстрадный певец, нежели актер. Можно назвать точную дату, когда он стал настоящим эстрадным певцом. Зимой 1943 года Марк Бернес в составе съемочной группы Сергея Герасимова находился в Свердловске. Работали над картиной «Большая земля». В окружном Доме офицеров готовили новогодний концерт, и когда его устроители узнали, что в городе находится Аркадий Дзюбин—Марк Бернес, они попросили его непременно выступить. Для Бернеса приглашение оказалось неожиданным — ведь ни чтецом, ни рассказчиком он не слыл. И поэтому решил спеть. Начал с песни «Темная ночь», которую тогда пела вся страна. Наградой ему был шквал аплодисментов. Затем он спел еще две песни, которые также были восторженно приняты. Этот успешный концертный дебют открыл самому Бернесу еще одну грань собственных возможностей. Он понял, что долгие поиски своего творческого облика завершены, как обычно завершаются поиски любви. 30 декабря 1943 года Марк Бернес стал артистом-песенником. Последовали новые выступления в концертах. Правда, они были далеко не частыми, поскольку значительную долю времени он все еще отдавал кинематографу. Исполнив две разнохарактерные роли в фильмах «Большая земля» и «Великий перелом», Бернес продолжил работу над образом инженера Петухова во второй серии картины «Большая жизнь». И здесь Петухов, наконец, запел. «Три года ты мне снилась», — пел влюбленный Петухов об истинных поисках любви. Песня «Наша любовь» была слабее. Вторую серию «Большой жизни», как известно, не допустили к показу, и о том, что «три года ты мне снилась», мы услышали лишь через десяток лет. Вторую песню с тем же опозданием исполнял Георгий Виноградов. После этого Бернес на протяжении десяти лет в кино не пел, хотя и снимался в достаточно ярких кинофильмах: «Далеко от Москвы», «Тарас Шевченко», «Максимка», «Запасной игрок» , «Школа мужества», «Они были первыми» и ряд других, менее известных. За роль Умара Магомета в ленте «Далеко от Москвы» Марк Бернес был удостоен Государственной (тогда Сталинской) премии. В конце 40-х годов Бернес записал на пластинки ряд песен Б.Мокроусова, В.Соловьева-Седого, Н.Богословского, Ю.Левитина. И песни эти становились достоянием народа благодаря своей музыкальной запоминаемости, мелодичности, доступности. А «Песенка фронтового шофера», «Морская песенка», «Почта полевая», «В жизни так случается» и сегодня на слуху. Но, увы, неоднократно эстрада становилась полем идеологических проработок, а попросту говоря — расправ с так называемыми проявлениями буржуазной культуры. Ах, как не нравились властным чинушам нерусские названия множества музыкальных произведений, и поэтому песни, написанные в стиле танго, фокстрота, бостона, объявлялись чуждыми нашей идеологии и культуре. «Преклонение перед иностранщиной», «антипатриотизм» и еще бог знает какие «измы» навешивались на музыкальные произведения. Неудивительно, что гонениям подвергались и песни в исполнении Марка Бернеса. Идеологический пресс был настолько силен, что ему пришлось оставить эстраду. А вдогонку некая московская газета разразилась улюлюкающим фельетоном о прегрешениях Бернеса. Но наступила оттепель, и уже середина 50-х годов была отмечена бурным взлетом массовой и эстрадной песни. Становится массовым и телевидение. Желанными гостями телестудий становились исполнители, умевшие хоть немного театрализовать песню, сделать ее выразительной. Марк Бернес вошел в число тех, кто не просто пел, а мог «показать» песню. Задушевность, простота и сдержанность интонаций, мужественная доверительность и, конечно, внешнее обаяние привлекали телезрителей. Слушая Марка Бернеса то ли в концертном зале, то ли перед экраном телевизора, каждый чувствовал, что певец обращается с песней к нему лично, смотрит только на него. Таково было мастерство певца, выражение его лица, раскованное, но лишенное панибратства поведение перед камерой. От него исходила глубокая доверительность. Специфика телевидения придала новую окраску таким бернесовским песням, как «Любимый город», «Темная ночь», «Три года ты мне снилась». К ним присоединились и новые, серьезные и глубоко эмоциональные творения: «Мужской разговор», романс Рощина из кинофильма «Разные судьбы», «Песня посвящается моя», «Когда поет далекий друг» и множество других. Известно, что лучшие песни Марка Бернеса — это произведения его многолетнего друга Никиты Богословского. Бернес сотрудничал и с другими композиторами-песенниками: А.Эшпаем, Э.Колмановским, В.Соловьевым-Седым, М.Фрадкиным. Марк Бернес становился настоящим соавтором песни, проявляя жесткую требовательность к каждому слову и ноте. Он был нетерпим к штампу и фальши. В концертных залах звучали все новые и новые песни: «Если бы парни всей земли», «Перекресток», «Воспоминания об эскадрилье «Нормандия-Неман»... Песенный феномен Бернеса становится объектом пристального внимания музыкальных критиков и музыковедов. И оказалось, что не всем по душе его манера исполнения. Ошеломляющий успех у зрителей и слушателей певца «без голоса» раздражал некоторых борцов за академический стиль исполнения. К сожалению, и некоторые композиторы высокого ранга ополчились против Бернеса. Так, в сентябре 1958 года в газете «Правда» была помещена статья Г.Свиридова, в которой тот писал: «Пластинки, напетые им, распространены миллионными тиражами, являя собой образец пошлости, подмены естественного пения унылым говорком или многозначительным шепотом. Этому артисту мы во многом обязаны воскрешением отвратительных традиций «воровской романтики» — от куплетов «Шаланды, полные кефали» до слезливой песенки рецидивиста Огонька из кинофильма «Ночной патруль». Удивительно, но композитор такого высокого таланта риторически вопрошал: «Почему же к исполнению эстрадных песен у нас все чаще привлекают безголосых актеров кино и драмы, возрождающих к тому же пошлую манеру ресторанного пения?» Бернес мужественно встретил критику авторитетного композитора. И ответил Г.Свиридову — нет, не в прессе, а с эстрады — исполнением новой песни Э.Колмановского «Я люблю тебя, жизнь» и М.Блантера «Враги сожгли родную хату», пребывавшей в забвении с 1945 года. Сотни благодарственных писем и восторженные отзывы об исполнении этих двух песен были достойным ответом Г.Свиридову. Гастрольные поездки, концертные выступления, частое появление в модных тогда «Голубых огоньках» на Центральном телевидении, грамзаписи отодвинули на второй план работу в кино. После интересной роли Огонька в кинофильме «Ночной патруль» в 1957 году Бернес был занят еще в шести фильмах, но, увы, не создал ни одного значительного образа. Но его песенное творчество достигло в те годы высочайшего уровня мастерства. С начала 60-х годов Марк Бернес исполнил более половины своего песенного актива. Естественно, все это результат сотрудничества с выдающимися композиторами, такими, как Эдуард Колмановский, Марк Фрадкин, Ян Френкель, Матвей Блантер, Вениамин Баснер. Активно и по-товарищески сотрудничал он и с авторами текстов, поэтами Евгением Евтушенко, Константином Ваншенкиным, Михаилом Таничем, Михаилом Матусовским. Он пел о любви к Родине («С чего начинается Родина?»), о необходимости мира между народами («Хотят ли русские войны?»), о солдатах, которых «в земле гораздо больше, чем на земле» («Солдаты»), и, конечно же, о любви («Опять расстаюсь я с тобою»). «Я не люблю сытых, благополучных песен, — говорил Бернес. — Если несчастный человек станет чуть счастливее, если вдруг услышит, что кто-то разделил его одиночество, — значит, с моей песней все обстоит благополучно». Трудно здесь возразить Бернесу. Уже будучи смертельно больным, он обратил внимание на стихотворение Р.Гамзатова, опубликованное журналом «Новый мир», и в сотрудничестве с поэтом и композитором Яном Френкелем была создана песня «Журавли», которая стала реквиемом самому Марку Бернесу и одновременно песней прощания... Когда жизнь начала отсчитывать его последние часы, он попросил близких принести в палату магнитофон с записью четырех своих любимых песен. Вот они: «Я люблю тебя, жизнь!», «Три года ты мне снилась», романс Рощина и «Журавли». Он слушал их до последних минут. Эти же песни звучали на гражданской панихиде в Доме кино вместо традиционных похоронных мелодий. Такова была воля Бернеса. Было лето, август 1969 года. Мы замолкаем, глядя в небеса...
Keto: Про Фатьянова: СПОЕМТЕ ФАТЬЯНОВА!.. Авторы: Леонид ШЕМЕТА, Владимир ПОЛОНСКИЙ Алексей Фатьянов Его еще не знали. Еще не были написаны очерки, оды, поэмы, стихи. И горожане пока не слыхали, что «В городском саду играет духовой оркестр», и бывшие фронтовики не писали в газеты письма с вопросом «Где же вы теперь, друзья-однополчане?», и молодой человек с чуть озорными глазами еще не говорил Ей: «Три года ты мне снилась...». Но он уже прямодушно, с юношеской категоричностью изложил свою жизненную и творческую позицию: Мне дадено жизнью перо и бумага, Мне выпали в жизни иные пути: Почти незаметным Задумчивым шагом По улицам всех городов пройти. Чтоб лучших людей отыскать в прохожих, Чтоб песней лететь по степным рубежам, Чтоб юность прославить, Чтоб радость умножить, Чтоб руки товарищей всех пожать. Хотеть, чтобы юность навечно осталась, Чтоб юность стихами захлопнула дверь В ненужное горе, В ненужную старость, В ненужную старость, В ненужную смерть... «Перед войной в Москве, в Доме литераторов стали входить в моду субботние вечера отдыха, — вспоминал известный поэт Михаил Матусовский, — на которые писатели приходили с друзьями. Вот тут-то мы и познакомились с Алексеем Фатьяновым. Никакого официального знакомства не было, просто вошел в зал высокий молодой человек и подсел к нашему столику, где сидела группа молодых поэтов, и через несколько минут мы разговаривали, как будто были много лет знакомы. Держал он себя непринужденно, естественно, горячо откликаясь на мысль собеседника, мгновенно загорался и тут же сходу вступал в спор. Была в нем этакая задиристость и уверенность в себе, идущая, как мне кажется, от того, что молодой поэт уже тогда твердо знал, чего он хочет и что он будет делать завтра. Я еще не был знаком с тем, что пишет этот молодой красивый парень, но то, что он талантлив и своеобразен, самобытен и ярок, — в этом не было никакого сомнения». Алексей Фатьянов... Когда диктор объявляет по радио или с экрана телевизора песню и, выдержав положенную паузу, добавляет: «Слова Алексея Фатьянова», внимание многих слушателей обостряется — ведь в песнях этого поэта каждая строка наполнена мыслью и чувством, и при этом — ни одного лишнего слова, паузы, перехода. Все эмоционально выверено, словесно отточено... «На солнечной поляночке», «Соловьи», «Давно мы дома не были», «На крылечке твоем», «Когда весна придет — не знаю»... Нужно ли продолжать перечень? Все песни Алексея Фатьянова, написанные в 40—50-х годах, и ныне не состарились. И хоть нынешняя молодежь поклоняется иным кумирам, многие песни Фатьянова живы и сегодня. Алексей Фатьянов родился 18 марта 1919 г. в селе Малое Петрино, что недалеко от города Вязники, на Владимирщине. Неповторимая красота малой родины прочно и навсегда была впитана им еще в детстве. Малое Петрино — это синеющие вдали леса, небольшая старинная река с омутами, вокруг которых витают духи легенд и сказок, богатейшие вишневые сады. А когда Алексей стал школьником, проявилась тяга к поэзии, воспевавшей вечную красоту природы. И неудивительно, что приобщение к стихам И.Никитина, А.Кольцова, С.Есенина, И.Сурикова стало естественным началом его увлечения, а затем и смысла жизни. Одноклассники и учителя отмечали, что у Алеши Фатьянова был и приятный голос и слух, которые позволили бы ему стать и музыкантом. После окончания школы Алексей Фатьянов поступил в театральную школу при недавно созданном (1929 г.) Театре Красной Армии, которым тогда начал руководить прославленный впоследствии режиссер Алексей Дмитриевич Попов. Фатьянов обратил на себя внимание режиссера привлекательным мужественным обликом и... сочинительством стихов. По рассказам людей, знавших Алексея Фатьянова, от него исходили флюиды обаяния, доброжелательности, песенной певучести. Все это подтолкнуло режиссера к тому, чтобы поручать учащемуся Фатьянову роли — пусть вначале и небольшие, — где требовалось пение. Актерская судьба Алексея Ивановича не сложилась, но благодаря этой жизненной «неудаче» поэзия обрела замечательного лирика. ...Он уже имел несколько публикаций — редакторы газет и литературных журналов очень благожелательно приняли новый голос в литературном хоре страны. Но вдруг все поэтические голоса лириков были остановлены одним могучим запевом: «Вставай, страна огромная!..». И Алексей Фатьянов тоже надел армейскую форму — стал военным корреспондентом. Писал очерки, статьи. О войне. О солдатах на войне. О героизме защитников страны. Но при этом не отпускала его из своих крепких объятий Евтерпа, муза лирической поэзии. Он видел в личности воюющего солдата обыкновенную человечность защитника своего дома. А некоторые его лирические стихи 1942—1943 годов даже не могли быть опубликованы из-за несвоевременности, хотя и наполнены лирикой глубоко гражданственной. Но вот в 1943 году впервые стихотворение Алексея Фатьянова было одето в песенную форму и сразу же попало на эстраду, стало постоянно звучать в концертах фронтовых бригад, на радио. Песня «На солнечной поляночке» принесла автору известность. Василий Павлович Соловьев-Седой в книге «Пути-дороги» вспоминал: «Я познакомился с ним в Оренбурге... Он мне сразу понравился — молодой, красивый парень-богатырь. Могучие плечи распирали застиранную и выгоревшую гимнастерку третьего срока носки. Щегольская пилотка чудом сидела на прекрасной чуть вьющейся шевелюре пшеничного цвета. Голубые, добрые, ясные, чуть озорные глаза светились, глядя на собеседника с любопытством и нескрываемым интересом... Не думал я тогда, не гадал, что этому парню суждено так прочно и навсегда войти в мою жизнь. На второй день он принес мне стихотворение, старательно выписанное на листе, вырванном из какой-то амбарной книги. Оно меня сразу обворожило. Стихи были свежи, трогательны, лишены литературных красивостей или стремления казаться оригинальными. Доверительная интонация, простой русский разговорный язык. Прочитав стихотворение, ощутил пьянящий аромат свежего сена, цветущей сирени, полевых цветов. Фатьянов стихами вел разговор с глазу на глаз, один на один со своим сверстником, солдатом... Стихи пели, в них уже была мелодия». На солнечной поляночке, Дугою выгнув бровь, Парнишка на тальяночке Играет про любовь... Это был 1942 год. Впереди еще предстояли Сталинград, Курск, Варшава, Берлин... Первой песней Алексея Фатьянова стал написанный по заказу политуправления Южно-Уральского военного округа марш. Музыку к этому маршу и прозвучавшей в 1943 году «На солнечной поляночке» написал В.Соловьев-Седой. И позднее, прибывая с фронта в командировку в Москву, А.Фатьянов спешил поскорее встретиться с Соловьевым-Седым, чтобы ему первому показать свои новые стихи, написанные в землянке, в подвале полуразрушенного дома, а то и просто в окопе. В конце 1944 года военкор А.Фатьянов после взятия советскими частями венгерского города Секешфехервара получил небольшой творческий отпуск и, оказавшись в Москве, показал Соловьеву-Седому всего лишь два стихотворения — «Ничего не говорила» и «Соловьи». «Стихи эти, — писал впоследствии композитор, — излучали музыку, и ее немедленно следовало запирать». И песни с этими названиями вскоре зазвучали по всей воюющей стране. А затем появились «Давно мы дома не были», «Далеко родные осины», «Звездочка». Эти песни, можно уверенно сказать, приобрели характер народных потому, что тексты их сами по себе мелодичны, легко запоминаются и музыка — под стать стихам. Стало небо синей и лучи горячей. Бубенцом под дугой расписной Зазвенел голосистый весенний ручей, А навстречу, ликуя, другой. И, петляя в лесу между пней и корней, Они, встретясь, слились навсегда. И бежит, Как впряженная в тройку коней, нагруженная звоном вода... Он был счастлив дружбой с Василием Павловичем Соловьевым-Седым и тем, что их совместные песни звучат на всех фронтах и в тылу. Правда, не часты были встречи ленинградского композитора, проживавшего временно в московской гостинице, и воюющего журналиста, военного корреспондента. Но так уж получилось, что когда наступил победный мир, отношения поэта и композитора стали «воинственными» — они не смогли договориться о городе послевоенного проживания. Василий Павлович упрашивал Фатьянова поселиться после войны в Ленинграде, но поэт «прикипел» к Москве. Что не оказалось преградой для совместной работы, и свидетельством упрочившегося творческого союза стали новые замечательные песни: «Тропки-дорожки», «Стали ночи светлыми», «Перелетные птицы», «Где ж ты, мой сад?». А солдатам-победителям была подарена песня, ставшая в послевоенные годы едва ли не гимном ветеранов войны — «Где же вы теперь, друзья-однополчане?». Близко знавший Алексея Фатьянова ростовский журналист Иосиф Гегузин вспоминал: «При встречах с людьми он не выпячивал себя, а, наоборот, старался остаться в тени. Искусство во всех его видах любил до самозабвения, особенно кино и театр. Эта работа его увлекала, и рассказывал он о своей встрече с режиссерами и актерами вдохновенно, с большим уважением,... почтением. Он считал большой удачей, когда ему выпадало счастье сотрудничать с творчески одаренными личностями». Для многострадального кинофильма «Большая жизнь» московский композитор Никита Богословский написал музыку к песне Алексея Фатьянова «Три года ты мне снилась». Увы, не скоро услышали мы эту песню... Песни на его стихи писали Матвей Блантер, Борис Мокроусов, Сигизмунд Кац. И уже в конце 40-х — начале 50-х годов имя Алексея Фатьянова становится в один ряд с именами ведущих поэтов-песенников — В.Лебедева-Кумача, М.Исаковского, Е.Долматовского, С.Алымова, М.Матусовского, А.Суркова. Однако, несмотря на всенародное признание его песен, Алексей Фатьянов остался «не обласканным» властью. Его фамилия никогда не значилась в списках получателей престижных наград. В отличие от «литературных генералов», он не издал при жизни ни одного поэтического сборника. Партийно-государственная элита и руководящие деятели Союза писателей как бы и не замечали всенародного любимца. При этом Соловьев-Седой, например, дважды был удостоен Государственной премии за циклы песен, авторство части из которых делил с Алексеем Фатьяновым. Московский театр сатиры был награжден Государственной премией за постановку спектакля «Свадьба с приданым», где звучали песни В.Мокроусова на слова А.Фатьянова — «На крылечке твоем», «Хвастать, милая, не стану» и «Земля моя, раздольная». А впрочем, чего мог ожидать поэт, в стихах и песнях которого еще в те годы ни разу не восхвалялся «великий вождь и учитель», а «ведущая и направляющая сила нашего общества» упоминалась мельком всего лишь один раз? Пусть уж довольствуется тем, что печатают в композиторских песенниках да вообще поют... Но при этом А.Фатьянов всегда был популярен, всегда был желанным гостем на различных фестивалях, на песенных праздниках. Неоднократно бывали случаи, когда на песенных фестивалях или поэтически-песенных вечерах Алексея Фатьянова вынуждали выйти на сцену и читать свои стихи, даже когда это был праздник иных поэтов, композиторов. «После войны, в 1956 году, — вспоминал журналист Ю.Фаличев, — группа писателей приехала на встречу с читателями в подмосковный колхоз «Серп и молот». Фатьянов читал свои стихи, спел, а зал подхватил «Где же вы теперь, друзья-однополчане?». Алексей Иванович, высокий, красивый, стоял на сцене и дирижировал. Колхозные артисты приготовили для гостей небольшой концерт. На сцену вышла девушка с широкой улыбкой и громко объявила, что сейчас хор исполнит песню «Соловьи» композитора Соловьева-Седого, а слова народные. Я толкнул Фатьянова в бок. Он сидел сосредоточенно и не ответил. Когда песню спели, я напомнил: «Леша, слова ведь твои!». Он улыбнулся и шепотом ответил: «Не беда, с народом можно и славою делиться!». В начале 50-х годов А.Фатьянов стал поэтом кинематографа. Его песни из кинофильмов получали всенародную известность. Приобрели концертно-эстрадное обличье в исполнении знаменитых певцов «Дорожная» В.Соловьева-Седого из кинофильма «Доброе утро», «Ты не верь» и «Дорога» А.Лепина из кинофильма «Очередной рейс», «Шла с ученья третья рота», «Если б гармошка умела» — из кинофильма «Солдат Иван Бровкин», «Зa Рогожской заставой» Л.Бакалова в ленте «Дом, в котором я живу»... Этот список может быть продолжен. Нельзя не отметить, что и для фильмов украинского кинематографа А.Фатьяновым создано немало глубоко лиричных и хорошо принятых песен. Здесь у него был добрый соавтор, киевский композитор Герман Жуковский, с которым они создали песню «Караваны птиц надо мной летят» для ленты «Без вести пропавший». А для фильма киевской киностудии «Весна на Заречной улице» Алексей Фатьянов с композитором В.Мокроусовым создали песню «Когда весна придет — не знаю». Она запомнилась в замечательном исполнении Николая Рыбникова. На этой улице подростком Гонял по крышам голубей, И здесь, на этом перекрестке, С любовью встретился своей. Теперь и сам не рад, что встретил, Что вся душа полна тобой... Зачем, зачем на белом свете Есть безответная любовь?... Увы, к Алексею Фатьянову подползло прогрессирующее заболевание, и это начало вносить коррективы в его творчество. В последние годы жизни он написал не так уж много. Одним из последних в его жизни произведений, созданных незадолго до кончины в декабре 1959 года, стала ода «Хлеб». Утро голову кружит, дурманит, Как вино, опьяняет меня. Утопая в рассветном тумане, Молодые шумят зеленя. Я хочу, чтоб они не клонились, Чтобы рос поскорее И креп Наш надежный помощник, Кормилец, Богатырь наш, Наш батюшка — Хлеб. ...В одну из годовщин ухода из жизни Алексея Фатьянова известный поэт-песенник Лев Ошанин сказал: «Красивый, рослый, певучий, веселый, молодой... для нас, знавших Алексея, он останется в памяти поющим, добрым, улыбчивым. Для тех, кто не знал его, именно таким он встанет из песен». И лишь после ухода Фатьянова из жизни о нем вспомнили в Союзе писателей, в издательствах — ах, как же это получилось, что при жизни его не было издано ни одного поэтического сборника или даже сборника песен, а имя поэта было разбросано по множеству не его изданий. Естественно, что первым проявил инициативу В.Соловьев-Седой. И уже в 1962 году вышла небольшим тиражом тетрадь — «Песни и стихи Алексея Фатьянова», сразу же ставшая раритетом. И лишь через десять лет в издательстве «Советский композитор», опять благодаря В.Соловьеву-Седому, вышел красочно оформленный сборник стихов-песен Алексея Фатьянова. «Листая этот сборник, — вспоминал в 1989 году журналист В.Викторов, — Соловьев-Седой сказал: «А ведь стихи Алеши и без нашей музыки обошлись бы». И стал читать их вслух, как вообще читают стихи, неспешно и внятно. А те, кто был, заслушивались и удивлялись: вот, оказывается, что такое настоящий поэт. Его хоть с музыкой, хоть без музыки слушай, все равно поэт. А композитор подумал и еще сказал: «И все-таки хорошо, что с музыкой, потому что часто у нас книги выпускают и перевыпускают по блату, а песню через знакомых не устроишь. Она — птица большая, поют ее — жива, не поют — тюкнулась в болото и забылась». Сборник стихов-песен послужил колокольным призывом проводить на родине поэта регулярные праздники песен Алексея Фатьянова. Этот праздник вышел за пределы города Вязники и стал впоследствии всероссийским. В самих Вязниках праздник проходил на центральной городской площади — Солнечной, Солнечной Поляночке. Тут собираются в этот день не только вязничане, но и множество гостей — известные певцы, поэты, композиторы, писатели. А в 1980 году издательством «Советская Россия» выпущен, наконец, сборник стихов и песен Алексея Фатьянова «Однополчане». Если товарищ домой не вернется, Верные другу, мы встанем тесней. В наших сердцах он навек остается. Так повелось у друзей.
Keto: Про Клавдию Шульженко. Заметьте - авторы те же. …И МЕЖДУ СТРОЧЕК СИНИЙ ПЛАТОЧЕК… К 95-ЛЕТИЮ КЛАВДИИ ШУЛЬЖЕНКО Авторы: Леонид ШЕМЕТА, Владимир ПОЛОНСКИЙ …После каждой песни зал взрывался грохотом аплодисментов. На сцену выносили букеты цветов, а разноцветный дождь их продолжался с верхних ярусов и боковых лож. И казалось, что певица равнодушна к своему успеху, ведь она давно увенчана лаврами всенародной любимицы, ее визитные карточки-песни стали общенародным достоянием, и нет, по-видимому, ни одного человека «от Москвы до самых до окраин» огромной державы, который не напевал бы хоть иногда какую-либо ее песню… …И вот она плавно поднимает руки вверх, разведя ладони в стороны, и зал затихает. Потом она поднимает голову, …закрывает глаза... ...Именно так было в тот горестный день 22 июня 1941 года, в теплом розовом Ереване. Ее концерт не был отменен — тут не ждали бомбежек. Но все понимали, что во многих семьях наступают часы прощания — военная разлука встала у порогов. Когда начала петь «Руки»: ...Нет, не глаза твои я вспомню в час разлуки, не голос твой услышу в тишине... — слезы подступили к глазам — ведь война надолго, а то и навсегда разведет миллионы рук. И песня неожиданно получила новый смысл. Вот отзвучал последний аккорд... и в зале каменела тишина. Только когда она сделала движение в сторону кулис, раздались нарастающие волнами аплодисменты, и она почувствовала, что искусство ее всегда будет нужным, любимым. Потому что была она не просто эстрадной певицей, а выдающейся актрисой своего театра интимно-лирической песни. Ее героини — юные искренние девушки, пораженные таинством любви, молодые женщины, умудренные жизненными коллизиями дамы. Все они — богатого душевного склада и преподносят слушателям-зрителям элегические повествования о любви, проникновенные романсы о верности, шуточные и озорные песни. И все это — доверительно, без артистично-наигранной сентиментальности и эффектной надрывности и фальши. Голос и его интонации, скупые, но выразительные жесты, мимолетные телесные движения — это составные части живого песенного образа... ...Семнадцатилетняя дочь бухгалтера на железной дороге Клавдия Ивановна Шульженко решила испытать судьбу и поступить, не имея соответствующего образования и опыта, на сцену Харьковского русского драматического театра. Театром тогда руководил опытный режиссер, авторитетный в театральных кругах не только Харькова, тогдашней столицы Украины, но и далеко за его пределами. В ответ на предложение Н.Синельникова что-нибудь прочесть Клавдия Шульженко заявила, что лучше споет. — Ну что ж, споем. И аккомпанировать вам будет пианист... — он позвал к роялю молодого человека по имени Дуня. Им оказался заведующий музыкальной частью театра, еще даже не начинающий композитор Исаак Дунаевский. Впоследствии они поддерживали дружеские отношения до последнего дня. Правда, весьма скромно творческое сотрудничество Клавдии Шульженко и Исаака Дунаевского — в ее песенном репертуаре вряд ли можно насчитать десяток песен Дунаевского... …А в тот памятный весенний день 1923 года Клавдия Шульженко впервые выступила перед слушателями — это были работники театра, знавшие толк в сценических действах. А она впервые пела со сцены свою любимую с детства песню — «Розпрягайте, хлопці, коні». Известно, что песня эта своей популярностью приобрела славу народной, а это уже затмило имя ее малоизвестного автора — Д.Багацкого. Закономерно и то, что когда Клавдия Шульженко приступила в 1937 году к работе над своей первой пластинкой, для записи она выбрала именно эту песню. ...Николай Николаевич Синельников внимательно прислушивался к голосу этой скромной и симпатичной девушки и присматривался к ее поведению на сцене. Будучи замечательным наставником и педагогом, не говоря уже об опыте режиссерском, он усмотрел в Клавдии Шульженко задатки большого таланта. Но не драматической актрисы. Видимо, Н.Синельников тогда и понял, что специфика певческих особенностей амбициозной девушки сможет приобрести впоследствии характер театра одной исполнительницы. И он принял Клавдию Шульженко в коллектив театра. Правда, никаких значительных ролей она не получила, да она и не стремилась к ним. Ей были предоставлены неограниченные возможности петь! То ли в спектаклях, то ли в дивертисментах, то ли в концертах. «Ты должна играть песню и при этом исполнять в ней все роли». Эти слова Николая Синельникова она помнила всю жизнь, они просто были животворным законом ее творчества. ...И она пела, пела, пела. На концертных площадках, в рабочих клубах... Пела песни не очень высокого уровня — это были душещипательные и «жестокие романсы»… Это были очень популярные «Кирпичики» или «Шахта №3». Хотя подобные песни в исполнении Клавдии Шульженко и имели сезонный успех у невзыскательной харьковской публики, сама певица все же поняла, что ей необходим свой репертуар. Поиск «своих» авторов привел ее к знакомству со студентом Харьковской консерватории Юлием Мейтусом, который только начинал испытывать свои силы в композиции. А молодой харьковский поэт Евгений Брейтигам получил возможность заявить свои поэтические строки исполнением их со сцены Клавдией Шульженко в виде песен. Так начал формироваться репертуар певицы. Такие песни, как «Красный мак», «На санках», «Красная Армия», а затем и джазовая мелодия Джонстона «Силуэт», обработанная Ю.Мейтусом и подтекстованная Е.Брейтигамом, были доброжелательно приняты харьковской публикой. ...В 1928 году Клавдия Шульженко умчалась в Ленинград в поисках своей синей птицы. Конечно, не случайно ею был выбран Ленинград. В те годы в Москве и Ленинграде собирались лучшие эстрадники — композиторы, поэты, певцы, музыканты. Естественно, утвердиться на эстраде удавалось далеко не всем обладателям талантов — ведь не каждому творческую дорогу освещала лучезарная улыбка Госпожи Удачи... И вот 5 мая 1928 года на сцене Ленинградского мюзик-холла состоялось дебютное выступление Клавдии Ивановны Шульженко. Ее успех превзошел все ожидания. Вместо запланированных двух песен Ю.Мейтуса довелось исполнить все семь, составлявших ее репертуар. Молодая исполнительница уверилась, что перо, заветное перо легендарной синей птицы уже в ее руках. И она, как мы знаем, не ошиблась, ее ожидал новый успех, на этот раз — на сцене столичного мюзик-холла. Она выступила в спектакле «Условно убитый» с музыкой Дм.Шостаковича. Тут произошла еще одна знаковая встреча двух восходящих звезд — Клавдии Шульженко и руководителя московского теа-джаза Леонида Утесова. И возникшая между ними дружеская симпатия тоже не угасала до последнего дня… А замуж Клавдия Шульженко вышла за начинающего, но уже приобретавшего известность мастера разговорного жанра Владимира Коралли. После всего нескольких, но достаточно ярких выступлений на сценах Ленинграда и Москвы пришел успех и уверенное ожидание всеобщего признания. Она легко стала штатной артисткой Ленинградского мюзик-холла. Тут она не только пела, но и проявляла свой драматический талант. На нее обратили внимание кинематографисты. И вот Клавдия Шульженко и Владимир Коралли снялись в кинофильме режиссера М.Авербаха «Кто твой друг?». А режиссер фильма «На отдыхе» предложил Клавдии Ивановне спеть песню вместо актрисы, игравшей главную роль. Через некоторое время фонограмма этой песни, переписанная на пластинку, была выпущена фабрикой «Ленкино» без указания фамилии исполнительницы. Так случился дебют Клавдии Шульженко в звукозаписи в 1937 году. Фамилия была уже на слуху у деятелей Главпласттреста, выпускавшего пластинки, и потому Клавдия Ивановна оказалась в студии звукозаписи Ленинградской экспериментальной фабрики грампластинок. Клавдия Ивановна очень придирчиво относилась к выбору песен, подлежащих увековечению в пластмассе, и сразу же отказалась от обитавших на эстраде шлягеров. Она остановила свой выбор на уже упоминавшейся «Розпрягайте, хлопці, коні» и русской народной песне «До свидания, тихий Дон». Мягкая, раскованная манера исполнения привлекла слушателей, хотя и нужно отметить, что на этих двух песнях лежал модный тогда налет эстрадности и танцевальности. Пластинка быстро разошлась, и Клавдию Шульженко пригласили работать над целой программой грамзаписи. Певица выбрала песни интимно-лирического направления. Это, конечно, «Песенка о юге», мелодия которой была написана Ежи Петербургским еще в 30-е годы, и у нас известная как «Утомленное солнце», это и танго «Портрет» из репертуара Л.Утесова, и пронзительно нежная «Дружба» из репертуара Вадима Козина, и всегда любимый ею «Силуэт» Джонстона в обработке Ю.Мейтуса, и ряд других песен… Но вот что всегда было характерным для Клавдии Шульженко — бесхитростные тексты песен с непритязательными и простыми мелодиями никогда не вызывали ощущения банальности, привычности, заштампованности. По-видимому, это результат особого душевного настроя, чистоты, искренности исполнения, сердечности. Как-то Владимир Коралли, подбирая для жены репертуар, обратил внимание на романс Ильи Жака на слова Лебедева-Кумача под названием «Руки». Его уже пели разные исполнители, но... Клавдии Ивановне романс очень понравился, она стала его петь. И произошло чудо превращения — песня превратилась в взволнованный рассказ о большой романтической любви. Популярность романса и его исполнительницы росли от концерта к концерту. А вскоре появились и первые пластинки с записью романса «Руки», который стал жемчужиной предвоенного репертуара Клавдии Шульженко. А творческий портрет джаз-оркестра Якова Скоморовского с приходом Клавдии Шульженко и Владимира Коралли преобразился. Яркая и притягательная манера исполнения Клавдии Шульженко стала замечательным вокальным орнаментом всех выступлений оркестра. Поэтому именно ей довелось формировать песенный репертуар, включая в него уже известные песни И.Дзержинского, К.Листова, И.Дунаевского и других авторов. Продолжал тему элегической любви в песнях для Клавдии Ивановны Илья Жак, оставивший в памяти поклонников песенного творчества Клавдии Шульженко такие шедевры, как «Встречи», «В вагоне поезда», и, конечно, обработанную им песню Николаса Бродского «Записка». Не только грустные и печальные песни исполняла Клавдия Шульженко, не только элегические мотивы в ее голосе покоряли концертные залы. Лихой «Андрюша» Ильи Жака, озорные «Кукарача» и «Челита» мексиканского композитора Фернандеса поселились едва ли не в каждом дворе, стали постоянными и непременными участниками всяких торжеств — семейных застолий, молодежных встреч, народных гуляний. Клавдия Шульженко вошла в каждый дом… Осенью 1939-го был проведен 1-й Всесоюзный конкурс артистов эстрады. Авторитетное и крайне строгое жюри во главе с И.Дунаевским даже не присудило никому первой премии, хотя в числе конкурсантов было немало талантливых артистов — Арк.Райкин, Арк. Погодин, К.Джапаридзе, Д.Пантофель-Нечецкая и др. «Челита», «Девушка, прощай» и «Записка» — все три песни, представленные Клавдией Шульженко, произвели на жюри и зрителей неизгладимое впечатление. Она стала лауреатом конкурса. Росла популярность Клавдии Шульженко. Два мощных завода Грампласттреста выпускали огромное количество пластинок с записями Шульженко, которые на прилавках не задерживались… Клавдия Шульженко и Владимир Коралли, расставшись с оркестром Якова Скоморовского, возглавили другой популярный джаз-оркестр, руководителем которого стал известный трубач Алексей Семенов. В этом коллективе Клавдия Ивановна получила значительную самостоятельность в выборе репертуара, что, естественно, представило более широкие возможности для дальнейшего совершенствования. И к песням, принесенным из оркестра Скоморовского, добавились и новые, преимущественно веселые, лирические, с шутливыми грустинками. Это были «Дядя Ваня», «Сочи», «Мама» М.Табачникова, «О любви не говори» М.Феркельмана, «Упрямый медведь» Б.Фомина и множество иных, составивших золотой фонд довоенной эстрадной лирической песни. …Возвратившись из Еревана в Ленинград, джаз-оркестр под управлением Клавдии Шульженко и Владимира Коралли вошел в состав концертной фронтовой бригады. Певица была изумлена, когда после первых же концертов бойцы начали просить ее исполнять песни мирные, довоенные, еще из той жизни, где не было артналетов, бомбежек, атак… Раздавались требования, чтобы она выступала не в военной форме, а в мирных концертных одеждах. Так велика была тяга к тому мирному времени, которое солдаты хотели возвратить. …Ранней весной 1942 года Клавдия Шульженко и руководимый ею и Владимиром Коралли фронтовой оркестр выступали в воинской части, охранявшей под Ленинградом легендарную «дорогу жизни» по льду Ладожского озера. После одного из концертов они познакомились с военным корреспондентом Михаилом Максимовым, который предложил Клавдии Шульженко новый текст уже известной с лета 1940 года песни Ежи Петербургского «Синий платочек». До этого Клавдия Шульженко «Синий платочек» не исполняла, считая его несколько примитивным. Как известно, «Синий платочек» со словами Якова Галицкого («Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч…») летом 1940 года был записан на пластинку Изабеллой Юрьевой, затем Екатериной Юровской, вслед за ней — Лидией Руслановой… …Но когда Клавдия Шульженко спела «Синий платочек» с текстом Михаила Максимова сначала для себя, безошибочное чутье замечательного и очень взыскательного мастера эстрадной песни убедило ее в предстоящем успехе именно этого варианта. И, как известно, она не ошиблась… Следует отметить, что Шульженко мастерски сочетала лирический, сентиментальный настрой ряда своих произведений с военными, призывными песнями. Очень естественно сочетался «хороший и пригожий» «дядя Ваня» с призывными строками «синего платочка», а просто военные песни тех лет «Мы из Одессы моряки», «Давай закурим», «Моя тень» соседствовали с довоенной «Не жалею», философски задумчивой «Часы» или с залихватскими «Точно», «Ягода»... Летом 1945 года руководимый К.Шульженко, Вл.Коралли и А.Семеновым оркестр прекратил свое существование. Это была настоящая производственная необходимость, поскольку джазовая направленность оркестра с его ритмикой, танцевальностью, обилием мощных и звонких музыкальных инструментов не только не способствовала, даже препятствовала установлению той доверительности между исполнителем и залом, того контакта между ними, от прочности которого зависит и уровень мастерства исполнителя. Помня мудрость своего первого наставника — Николая Николаевича Синельникова, она считала, что сыграть, поставить песню как спектакль можно лишь оставаясь с залом наедине. И начались первые сольные концерты Клавдии Шульженко. Правильность принятого певицей решения подтвердилась: восторженно встречали каждую песню. Пресса не скупилась на похвальные отзывы и рецензии. Так она начала создавать Театр одной певицы, мечты о котором посеял в ее душе Николай Синельников еще в 30-е годы. Вначале ей аккомпанировал бывший аккордеонист оркестра, затем в течение нескольких лет — выпускница Одесской консерватории. Тепло встречали слушатели и старые песни из джазового репертуара — «Не тревожь ты себя, не тревожь» В.Соловьева-Седого, «Былое увлечение» О.Строка, «Старые письма» Е.Розенфельда, «Песенку о мужьях» М.Воловаца, и новые, особенно такие, как «Девушка милая» В.Сорокина. «Встреча с поэтом» — музыкальная новелла на мелодию вальса А.Хачатуряна к драме М.Лермонтова «Маскарад» оказалась для широкого круга слушателей необычным подарком. Над постановкой «Встречи с поэтом» Клавдия Ивановна долго работала со своим старым другом поэтом Павлом Германом… …Расставшись с джазом, Клавдия Шульженко как бы вышла из «зоны особого внимания» высоких идеологических инстанций в период развертывания «холодной войны». Ведь эстрада с ее западническими джазами, со всеми этими низкопоклонническими перед «растленной буржуазной культурой» танцевальными ритмами, упадочничеством в его различных проявлениях была прибежищем для чуждых советскому искусству явлений. Строгое вето опустилось и на терминологию — из эстрадного лексикона даже исчезли все эти страшные слова — джаз, танго, фокстрот, румба, бостон… …Естественно, формировать репертуар стало трудно. Требовалось разрешение главного репертуарного комитета, который многие песни не пропускал из-за наличия в них то ли джазовых интонаций, то ли танцевального стиля в западной манере. На помощь Клавдии Шульженко, ее Театру исполнительницы интимно-лирической песни пришли друзья-композиторы А.Островский, М.Табачников, А.Лепин, З.Левина, И.Дунаевский. Все они приложили немало сил, чтобы сохранить на эстраде такое уникальное и любимое народом явление, как Клавдия Шульженко... Тем не менее, репертуар пополнялся недостаточно, программы разрабатывались уныло долго и придирчиво-тщательно. Грамзаписи стали редкими, и потому певица долгое время вообще не появлялась в студиях звукозаписи. А в 1952 году Клавдия Шульженко бросила вызов борцам за так называемую идеологическую чистоту советской эстрады — записала на пластинку испанскую песню «Голубка». Русский текст к всемирно известному танго 30-х годов «Ла палома» Себастьяна Ирадье был написан Т.Сикорской и С.Болотиным, а для фортепиано мелодию «Голубки» переложил новый аккомпаниатор певицы Борис Мандрус. Эстрадное затишье было прорвано бурным успехом новой работы Клавдии Шульженко. Небывалый тираж пластинки был вызван ее невероятным спросом! Этому, правда, способствовала и другая запись, на другой стороне той же пластинки — «Простая девчонка», песня тоже испанского происхождения и также обработанная для фортепиано тем же Борисом Мандрусом. Песня была подтекстована тоже Т.Сикорской и — о ужас! — исполнялась певицей в крамольном ритме танго… …И вот наступили политические перемены. Они оживили эстраду. Резко начал улучшаться и репертуар Клавдии Шульженко. В 1954 году она появилась в эстрадном киноревю В.Строевой «Веселые звезды» с двумя песнями И.Дунаевского — «Звезды» и «Молчание», написанными специально для нее. Увы, это была их последняя совместная работа. …По-прежнему в Театре одной исполнительницы интимно-лирической песни госпожой репертуара оставалась любовь, любовь, любовь… Но будучи всегда патриотом своей Отчизны, Клавдия Шульженко не замыкалась в притягательном и волнующем мире любви. Она пела о дружбе и мире между народами, о прошедшей войне, о студенческой жизни, о детях и родителях. И, как это бывало у нее всегда, ярким орнаментом выступлений становились и задорные, шуточные, веселые песни. Ах, милая и добрая Клавдия Ивановна Шульженко! Сколько душ согревал ее неповторимый голос с разнообразными и многозначительными интонациями! …Возобновилась совместная работа Клавдии Шульженко с замечательным пианистом-виртуозом и композитором Александром Цфасманом. Вершиной исполнительского мастерства стала удивительная жемчужина всего послевоенного творчества Клавдии Шульженко — «Три вальса». Краткий и до предела емкий текст песни создает колоритный и при том простой и типичный образ девушки, женщины, дамы, в психологическом портрете которой сочетаются обыкновенные качества любящей невесты, жены, матери. Все это было до боли знакомо, близко всем слушателям, а в особенности — слушательницам. Такая песня в таком исполнении всегда будет Госпожой в Театре интимно-лирической песни Клавдии Ивановны Шульженко. …Несмотря на возраст, Клавдия Шульженко много гастролировала, часто появлялась на телеэкранах. Она запомнилась и своим участием в легендарных «Голубых огоньках». Она стала метром эстрады. Много времени уделяла грамзаписи. «Пластинка стала не только средством распространения, — говорила Клавдия Шульженко, — специально предназначенным для знакомства широкого круга слушателей с искусством… но и средством контроля, самопроверки исполнителя…» 10 апреля 1976 года певица отмечала в Колонном зале свое 70-летие. Центральное телевидение запечатлело праздничный концерт по этому поводу. Леониду Утесову принадлежат добрые слова, сказанные в адрес юбиляра: «В нынешнем концерте были представлены песни разного характера. Были и такие, которые прошли с ней почти весь творческий путь, но ни одна из них не устарела. Иногда сами поэты и композиторы удивляются умению певицы открывать в песне такие стороны, о которых они даже не догадывались...». В том юбилейном концерте снова звучали «Не жалею», «Руки», «Вальс о вальсе», «Три вальса», «Былое увлечение»… и многие другие, составившие гордость, красу и славу Театра одной исполнительницы интимно-лирической песни — народной, действительно народной артистки Союза Клавдии Ивановны Шульженко. …Она ушла из жизни 18 июня 1984 года. Не хочется мириться с тем, что созданный ею Театр одной исполнительницы интимно-лирической песни не будет продолжен ее последовательницами. А они есть…
Keto: Случайный вальс: Песня «Случайный вальс» написана в 1943 году в соавторстве композитора Марка Фрадкина и поэта Евгения Долматовского по личному распоряжению командующего Сталинградским фронтом Рокоссовского. Дело в том, что в Ставке Верховного главнокомандующего готовили секретное наступление на Курской дуге и перед советской контрразведкой поставили задачу: убедить немцев в том, что никаких активных действий не готовится. Советская разведка располагала сведениями, что аналитики абвера судят о готовящихся наступлениях по тому, какие песни звучат в советском радиоэфире – лирические или патриотические. Рассчитывая на убежденность фашистов в собственных социологических данных, композиторов попросили сочинить нечто лирическое и они написали её за одну ночь в вагоне поезда армии Рокоссовского, который шёл по маршруту Сталинград – Елец. В первоначальном варианте они назвали песню «Офицерский вальс». Между прочим, в первом варианте текста было иначе: «Ночь коротка/ спят облака/ и лежит у меня на погоне/ незнакомая ваша рука». Легенда гласит, что прослушав песню, Сталин якобы сказал: «Как это хрупкая девушка достанет до плеча нашего боевого офицера? Он разве не гигант? Армию хотите принизить? И потом, зачем вальс – офицерский? Офицер воевать должен, а не танцевать». Высочайшую директиву срочно передали авторам. Так вальс стал «случайным», а «погоны» превратились в «ладони». Случайный вальс Слова: Е. Долматовский Музыка: М. Фрадкин Исполняет: Л.Утесов (1943г.) Ночь коротка, Спят облака, И лежит у меня на ладони Незнакомая ваша рука. После тревог Спит городок Я услышал мелодию вальса И сюда заглянул на часок. Хоть я с вами совсем не знаком, И далеко отсюда мой дом, Я как будто бы снова Возле дома родного. В этом зале пустом Мы танцуем вдвоем, Так скажите хоть слово, Сам не знаю о чем Будем кружить, Петь и дружить, Я совсем танцевать разучился И прошу вас меня извинить Утро зовет Снова в поход Покидая ваш маленький город, Я пройду мимо ваших ворот Хоть я с вами совсем не знаком, И далеко отсюда мой дом, Я как будто бы снова Возле дома родного. В этом зале пустом Мы танцуем вдвоем, Так скажите хоть слово, Сам не знаю о чем С сайта советских песен - комменты: Светлый и одновременно очень грустный вальс тогда знали и пели, пожалуй, все. Написан он был в 1943-м, но история начинается много раньше. В одном из февральских номеров газеты Юго-Западного фронта "Красная армия" за 1942-ой год было опубликованно стихотворение Евгения Долматовского "Танцы до утра". "Стихотворение это я написал почти с натуры, - рассказывает поэт. - ещё первой тяжёлой военной зимой я заметил, что никакая сложность обстановки, беда на могут заглушить то, что принадлежит лишь мирным временам и именнуется лирикой." В декабре 1942-го года Долматовский встретил композитора Марка Фрадкина. На трофейном аккордеоне он наиграл мне вальсовую мелодию. Авторов пригласили на заседание Военного совета фронта, вручили обоим боевые награды - ордена Красной Звезды и попросили познакомить их с новыми песнями. Евгений Долматовский рассказал о нашей задумке - превратить стихотворение "Танцы до утра" в песню. Должно получится нечто вроде офицерского вальса. И следующей ночью, в пути, в вагоне, родился долго вынашиваемый "Офицерский вальс"... Спустя время поэт и композитор заменили офицерское название. Вальс стал называться "Случайным". А вот еще Вскоре после победного завершения Сталинградской битвы Фрадкина и Долматовского вызвали на Военный совет фронта. Начальник Политуправления Сергей Галаджев дал задание срочно сочинить офицерский вальс. Почему "офицерский" ? Причины были довольно специфические. В Красной Армии только что произошла реформа - ввели новые офицерские звания и погоны со звездочками, как при царе. Многие из новоиспеченных пролетарских офицеров отказывались надевать такие погоны. Чтобы поднять престиж офицерского звания, Рокоссовский на своем фронте велел Начполитупру провести соответствующую идеологическую работу. Те приказали сочинить песню, прославляющую офицеров.
Keto: Пахмутовская "Надежда": История одной размагниченной песни "Надежда", от которой отказался Кобзон Раиса ВИВЧАРЕНКО (Москва) Песня "Надежда" была написана в 1971 году композитором Александрой Пахмутовой и поэтом Николаем Добронравовым. Исполнить ее первым предложили Иосифу Кобзону, но он отказался. Тогда текст и ноты песни были посланы другим исполнителям, в том числе Анне Герман в Варшаву. Именно исполнение песни "Надежда" Анной Герман и стало классическим. Песня была написана на рубеже 60-70-х годов. Помните? Стенки "Хельга", чешский хрусталь, сапоги "по блату" и бесконечный Иосиф Давыдович Кобзон по телевизору. А еще — пионерские лагеря, массовики-затейники, бег в мешках, танцплощадки, где неприступные учительницы чинно и благородно вальсировали с неказистыми пионервожатыми под песню "Один раз в год сады цветут". Именно в это время и родилась песня "Надежда". Первым исполнителем песни "Надежда" стал актер МХАТ Юрий Пузырев (изначально песня задумывалась для мужского голоса), но авторы остались не очень довольны записью. Решили, что ее должен спеть Иосиф Кобзон. Однако, посмотрев клавир, он не увидел в этой песне "шлягера" и отказался. Кстати, позже Иосиф Кобзон все-таки включил песню "Надежда" в свой репертуар и часто исполнял ее на концертах. Наверное, он не раз пожалел о том, что когда-то не разглядел в "Надежде" настоящий хит. В 1973 году редактор фирмы "Мелодия" Анна Качалина послала в Варшаву Анне Герман несколько новых советских песен, среди которых была и "Надежда". Герман в то время только-только оправилась от страшной автокатастрофы и, увидев "Надежду", сказала: "Я буду ее петь! Во что бы то ни стало!". Приехав в 1974 году в Москву, Герман записала песню на "Мелодии". Когда Пахмутова и Добронравов услышали ее, они разом решили: " Это именно то, что нужно!". "Надежда" стала одной из первых композиций, которую Анна Герман спела после выздоровления, что, согласитесь, было символично. После этого гастроли Анны Герман в Советском Союзе сопровождались всенародным психозом. Народ встречал ее транспарантами "Мы любим тебя, Анна", в кассы выстраивались километровые очереди. "Надежда" звучала на улицах, изо всех радиоприемников. На концертах Анна получала огромное количество записок с просьбой спеть эту песню. И, к огромной радости зрителей, Анна каждый раз исполняла "Надежду" в завершение программы. Фактически исполнение Герман стало единственным классическим вариантом песни. Кстати, у советских и российских космонавтов "Надежда" была своеобразным "талисманом". У них стало традицией слушать песню перед каждым полетом. В 1975 году песня "Надежда" стала лауреатом "Песни года", но спеть ее в Концертной студии Герман не смогла (у нее не получилось приехать в Москву), "Надежду" исполнил тогда Муслим Магомаев. И ему пришлось исполнять ее несколько раз. Зрители просто не давали объявить следующего певца. Пришлось петь еще и еще. Впоследствии Анна Герман несколько раз снималась на Советском телевидении с песней "Надежда", но по личному приказу председателя Госкомитета по телевидению и радиовещанию Лапина эти записи были размагничены. С песней "Надежда" связано несколько легенд. Например, рассказывают, что один наш летчик, служивший в Афганистане, был чудом спасен из горящего вертолета, сбитого "духами". Шанс выжить был один на миллион. Он выжил. И всю оставшуюся жизнь считал, что выздоровление пришло к нему благодаря песне "Надежда", которую ему в госпитале пела Эдита Пьеха. Сама Эдита Станиславовна частенько сетует на то, что Александра Пахмутова всегда предпочитала исполнителей-мужчин и ей досталось совсем немного из песен композитора. Есть еще одна то ли легенда, то ли быль. Двое чилийских мальчишек, побывавших в Артеке и выучивших там "Надежду", попали после пиночетовского переворота 1973 года в тюрьму у себя на родине. Они сумели оттуда переправить в СССР пленку с записью песни про "синие московские метели" в своем исполнении. Представляете, какой-нибудь октябренок Олесь читает о зверствах Пиночета, смотрит на портрет чилийского мальчика в газете "Пионерская правда", который надо вырезать и прислать в редакцию, чтобы журналисты в знак протеста отправили его в Чили. Юные читатели забросали тогда резиденцию генерала Пиночета миллионами открыток. И — хотите верьте, хотите нет — вытащили этих ребят из застенков! Год назад на Первом канале вышла программа Яны Чуриковой "Надежда. История песни". Так вот ее авторы поехали в Чили и отыскали Альваро Торо Вегу. Того самого, которого Пиночет держал в застенках и который спел в тюрьме эту песню вместе с Орасио Лиром и прислал ее в СССР! Вот такая история.
Keto: Ага! Есть! Правда пока совсем капу-капу. Но все же - как появилась песня "Вторая ударная": Поисковое движение Удмуртии (К пятилетию республиканского объединения) По приглашению поисковиков Татарстана в апреле 1989 года двадцать пять курсантов ижевского клуба “Память” приняли участие во Всесоюзной Вахте памяти в Мясном Бору Новгородской области. Здесь в 1942 году воевала и попала в окружение 2-ая Ударная армия. Консультантом в этой экспедиции стал ветеран войны, сражавшийся в той легендарной армии, Алексей Семенович Солодянкин. Там же, в “Долине смерти”, у него родились стихи, которые потом легли на музыку и стали отрядной песней: Легко ли о павших солдатах, поверьте, Спустя столько лет нам вести разговор. Кто шел на фашиста “Долиною смерти”, Стараясь отбить у врага Мясной Бор. Это с коноплевского сайта
Ивваныч: Keto пишет: Ага! Есть!
БУЦК: АЙ МАЛАДЦА! ПАНИМАИШЬ ДУША ПАЁТЬ!
Keto: Пущай поеть - оно полезно
Keto: "В лесу прифронтовом" В лесу прифронтовом Музыка М. Блантера, слова М. Исаковского Редкое долголетие суждено замечательной песне «В лесу прифронтовом», созданной поэтом Михаилом Исаковским и композитором Матвеем Блантером. Как родилась она? М. В. Исаковский отвечал на этот вопрос так: «Стихи написаны на Каме, в городе Чистополе, когда шел второй год войны. Работая, представил себе русский лес, чуть-чуть окрашенный осенью, тишину, непривычную для солдат, только что вышедших из боя, тишину, которую не может нарушить даже гармонь. Послал стихи старому товарищу, композитору Матвею Блантеру (с ним создавали «Катюшу»). Спустя несколько месяцев услышал по радио, как «В прифронтовом лесу» исполняет Ефрем Флакс». Блантер избрал для песни форму вальса. Чудесная мелодия звучит, словно живое человеческое дыхание, она пробуждает воспоминание о родном доме, о мирной жизни. К оригинальным мотивам композитор «пристраивает» хорошо знакомые каждому интонации старинного вальса «Осенний сон», и это связывает песню с чем-то очень дорогим, не омраченным в памяти никакими тяготами войны. — В лирических песнях, которые мы писали во время войны, — вспоминает М. Блантер, — хотелось дать возможность солдату «пообщаться» с близкими, высказать сокровенные думы свои, высказать их подруге, невесте, жене, находившимся где-то за тридевять земель, в далеком тылу. Но «В лесу прифронтовом» — не только лирика. Эта поистине удивительная песня написана с высоким гражданским чувством и мужественной силой. Ее мелодия звучит как призыв к борьбе, она зовет на бой с ненавистным врагом. Рассказывают, что когда в 1943 году песня «В лесу прифронтовом» впервые прозвучала в эфире, на радио позвонил солдат, лечившийся после ранения в одном из московских госпиталей: — Гармонист, что «Осенний сон» играл, — я был. Фамилию автора не расслышал, наверное, из наших бойцов? Неужели нет? Откуда же он про меня знает? Словно всю войну рядом... Да, эта песня была близкой и родной для каждого фронтовика. Текст песни: Музыка: Блантер М. Стихи: Исаковский М. С берез неслышен, невесом Слетает желтый лист. Старинный вальс "Осенний сон" Играет гармонист. Вздыхают, жалуясь, басы, И, словно в забытьи, Сидят и слушают бойцы, Товарищи мои. Под этот вальс весенним днем Ходили мы на круг, Под этот вальс в краю родном Любили мы подруг. Под этот вальс ловили мы Очей любимых свет. Под этот вальс грустили мы, Когда подруги нет. И вот он снова прозвучал В лесу прифронтовом, И каждый слушал и молчал О чем-то дорогом. И каждый думал о своей, Припомнив ту весну, И каждый знал - дорога к ней Ведет через войну. Пусть свет и радость прежних встреч Нам светит в трудный час. А коль придется в землю лечь, Так это только раз! Но пусть и смерть в огне, в дыму Бойца не устрашит, И что положено кому, Пусть каждый совершит. Так что ж, друзья, коль наш черед, Да будет сталь крепка! Пусть наше сердце не замрет, Не задрожит рука. Настал черед, пришла пора, Идем, друзья, вперед! За все, чем жили мы вчера, За все, что завтра ждет! С берез неслышен, невесом Слетает желтый лист. Старинный вальс "Осенний сон" Играет гармонист. Вздыхают, жалуясь, басы, И, словно в забытьи, Сидят и слушают бойцы, Товарищи мои.
Keto: Не всегда получается сразу откопать про песню что-то на самом деле интересное. Так что буду потом дополнять
Keto: "Прощай, любимый город" История: Весной 1942 года на фронте, после настоятельной просьбы бойцов сыграть что-нибудь для души, В. Соловьев-Седой решил попробовать эту мечтательную грустную песню. «Я запел,— вспоминает композитор, — «Прощай, любимый город...». Бойцы в землянке, их было человек тридцать-сорок, со второго куплета начали мне подпевать. И я почувствовал, что песня понравилась, что она дошла до сердец...» Сегодня ее исполняют во всех концах нашей страны и за рубежом. Из воспоминаний В. Соловьева-Седого: «На второй день, попарившись в бане, я уныло поплелся в Главное политическое управление армии. Там меня принял начальник одного из отделов подполковник по званию. Принял, к моему удивлению, тепло, ласково и доброжелательно. Это еще больше настораживало: мягко стелет, значит, будет жестко спать. Встав из-за стола, подполковник сел напротив меня и сказал: — Знаете, Василий Павлович, песня ваша «Прощай, любимый город» очень понравилась бойцам. Тут у нас много политдонесений, хвалят песню. Просят передать ее по радио. Начальство приказало записать на магнитофонную ленту и передавать ее в выпусках «Полевой почты». Я ждал чего угодно, но только не этого. Через два дня я услыхал свою песню по радио в исполнении артистов В. Бунчикова и В. Нечаева. Понятно, что слушал я ее не один, в то время радио не выключалось круглые сутки, непрерывно передавались сводки Совинформбюро вперемежку с песнями, маршами, выступлениями писателей, репортажами журналистов.» «Прощай, любимый город» знали все. Очень скоро песню стал «досочинять» народ «под себя». Парашютисты-десантники пели: Споемте, друзья, ведь завтра в полет, Летим мы во вражеский тыл. Споем веселей, пусть нам подпоет, Кто песен родных не забыл. Партизаны Крыма пели такие слова: Прощай, любимый город! Уходим завтра в горы, И ранней порой Мелькнет за спиной Зеленый мешок вещевой. Народные мстители Ленинградской области подобрали другие строки: Споемте, друзья, про битвы свои В отрядах лихих партизан, Про прошлую жизнь и схватки, бои... Играй веселее, баян! Вечер всегда попутчик в бою, А песня нам силу дает. Вперед же, друзья, за землю свою, За наш за великий народ! Текст: Слова Александра ЧУРКИНА Музыка Василия СОЛОВЬЕВА-СЕДОГО Споемте, друзья, ведь завтра в поход Уйдем в предрассветный туман. Споем веселей, пусть нам подпоет Седой боевой капитан. Припев: Прощай, любимый город! Уходим завтра в море. И ранней порой Мелькнет за кормой Знакомый платок голубой. А вечер опять хороший такой, Что песен не петь нам нельзя; О дружбе большой, о службе морской Подтянем дружнее, друзья! Припев. На рейде большом легла тишина, А море окутал туман, И берег родной целует волна, И тихо доносит баян. Припев.
Keto: Статья о военных песнях из газеты КГУ: Фронтовые песни... Как они согревали, сколько давали надежд! Уже в предвоенные годы были написаны тексты, наполненные тревожным предчувствием: «Грустные ивы», «Катюша», «Три танкиста». Эти песни приняли мгновенно, и в считанные дни их запела вся страна.. В 1938 году Ворошилов задал вопрос Лебедеву-Кумачу и братьям Покрасс: «Если завтра война, что мы имеем на этот случай?». И вскоре была создана песня «Если завтра война». В первые же дни Великой Отечественной она оказалась в строю фронтовых песен вместе с бессмертной «Вставай, страна огромная», которая впервые вживую была исполнена на перроне Белорусского вокзала. При словах «Пусть ярость благородная вскипает, как волна...», вспоминают очевидцы, наступила невероятная тишина, батальоны стояли с непокрытыми головами. Чувствовалась страшная, испепеляющая мощь народного гнева и благородной ярости. Воевал весь народ, на фронтах и в тылу, воевали и песни: «Три танкиста» побывали на всех фронтах, как и облетевшие их довоенные «Истребители» («Любимый город может спать спокойно»). А что «творила» на фронтах нежная «Катюша»! Она является абсолютной чемпионкой по количеству вариантов и продолжений, сочиненных самим народом - их более ста! Эскадрилья «Нормандия» приземлялась в Бурже на подаренных Россией самолетах с любимой «Катюшей» на устах. Ее они считали «лючшей», как и бойцы французского Сопротивления, и партизаны Болгарии, и антифашисты Испании, ласково называвшие ее «Каталиной». В Италии «Катюша» была партизанским гимном. Когда песню «Темная ночь» записывали на пластинку, то вся первая партия получилась бракованной. Оказалось, что матрица была залита слезами женщины-оператора, которая производила запись. Не смог сдержать слез и великий Чаплин, впервые услышав «Темную ночь». До конца жизни актер часто напевал ее. Василий Павлович Соловьев-Седой однажды после боя спел бойцам песню «Прощай, любимый город», полную грусти и светлой надежды. И тут началась совершенно необъяснимая история: куда бы ни попадала соловьевская концертная бригада, везде просили спеть «Любимый город». Оказалось, что в судьбу песни вмешались фронтовые радисты, которые по боевым рациям распевали ее по всему фронту. Друзья же композитора утверждали, что еще раньше радистов ее запели и разнесли фронтовые соловьи. Удивительны судьбы этих песен! В кинокадрах взятия Орла 5 августа 1943 года наши войска идут на штурм с песней «...Строчит пулеметчик за синий платочек...», написанной поляком Ежи Пербургским - автором прославленного довоенного танго «Утомленное солнце», которым бредила вся Европа. Фронтовой корреспондент Алексей Сурков, прорвавшийся из окружения в районе Истры, попал на минное поле, но чудом остался жив. Той же ночью в землянке он написал письмо жене, в котором было всего 16 строк: «...Ты сейчас далеко-далеко, между нами снега и снега. До тебя мне дойти не легко, а до смерти - четыре шага...»! А в далеком Заполярье, на легендарном полуострове Рыбачий, где проходил участок государственной границы, который немцы так и не смогли перейти ни разу за всю войну, морской пехотинец Николай Букин, никогда до этого не писавший стихи, выплеснул на бумагу слова, ставшие вместе с мелодией Евгения Жарковского, тоже флотского человека, реквиемом североморцам: «Прощайте, скалистые горы!..» Основным музыкальным инструментом на фронтах была гармонь. Наркоматом обороны была издана специальная директива №220, по которой уже к концу 1941-го на фронт было отправлено более 60 тыс. гармоней. И поплыли над окопами и землянками, над бесконечными военными дорогами величавые и светлые песни, живые и трепетные, с чувством, с перебором, с огоньком, с грустинкой... Когда война отхлынула от наших границ и ее яростный вал покатил к Берлину, командование дало песенникам задание «выдать Победу». И эти песни были написаны: «Дорога на Берлин», «Казаки», «Ехал я на Берлин», «Выпьем за Родину», «Марш артиллеристов», «Где же вы теперь, друзья-однополчане» и многие, многие другие. В одной из лучших послевоенных песен поначалу были такие слова: «Мне кажется порою, что джигиты, с кровавых не пришедшие полей...», но Марк Бернес попросил Расула Гамзатова: «Напиши «солдаты, не пришедшие с полей...» Пусть наши «Журавли» будут для всех, погибших в военные годы...» Выпьем горькую на помин души сражавшихся и трудившихся во имя Победы и споем их светлые песни! Василий САВЕЛЬЕВ
Keto: "Прощайте, скалистые горы!" Текст: Прощайте, скалистые горы Автор текста ( слова ) - Н. Букин, композитор ( музыка ) - Е. Жарковский Прощайте, скалистые горы, На подвиг Отчизна зовёт. Мы вышли в открытое море В суровый и дальний поход. А волны и стонут, и плачут, И плещут на борт корабля. Растаял в далёком тумане Рыбачий - родимая наша земля. Растаял в далёком тумане Рыбачий - родимая наша земля. Корабль наш упрямо качает Крутая морская волна, Поднимет и снова бросает в кипящую бездну она. Обратно вернусь я не скоро, Но хватит для битвы огня. Я знаю, друзья, что не жить мне без моря, Как море мертво без меня. Нелёгкой походкой матросской Иду я навстречу врагам, А после с победой геройской К скалистым вернусь берегам. Хоть волны и стонут, и плачут, И плещут на борт корабля, Но радостно встретитГероев Рыбачий, родимая наша земля. Но радостно встретитГероев Рыбачий, родимая наша земля. История: знаю, не жить мне без моря…» Издание «Новости закрытых городов» Выпуск N 51 от 28 декабря 2006 19 декабря исполнилось 90 лет со дня рождения Николая Букина, поэта-фронтовика «Прощайте, скалистые горы! На подвиг Отчизна зовет. Мы вышли в открытое море, в суровый и дальний поход…». Слова этой песни известны многим, особенно людям старшего поколения. Они до сих пор вызывают в душе такую бурю эмоций, что по коже бегут мурашки. Многие приписывают слова этой песни народу. Однако автор этих строк - Николай Букин, участник Великой Отечественной войны, поэт, журналист, патриот своей Родины. Николай Букин родился в 1916 году в бедной крестьянской семье в селе Дубро Пермской области. После окончания сельскохозяйственного техникума некоторое время работал сельским учителем. Поступил в Пермский пединститут на факультет русского языка и литературы. В 1940 году был призван в Военно-Морской Флот. На многие тысячи километров протянулся фронт Великой Отечественной войны. И на самом правом фланге этого фронта, у 69-й параллели, вел бой с вражескими ордами отважный гарнизон полуострова Рыбачий. Именно здесь в морской пехоте служил Букин. Моряки называли Рыбачий «гранитным линкором». Дело в том, что защитники полуострова с первых же дней войны оказались отрезанными от материка. С трех сторон их окружало Баренцево море, а со стороны суши – фашисты. И так – почти сорок месяцев! Гитлер требовал от своих генералов во что бы то ни стало захватить хотя бы часть полуострова. Но стойкость и мужество североморцев перечеркнули все планы захватчиков. Отсюда, от скалистых гор Рыбачьего, уходили в море бесстрашные десантники, громившие фашистов на вражеском берегу. «Мне не раз приходилось наблюдать, с какой собранностью и ответственностью, с каким высоким чувством воинского долга уходили североморцы в боевые походы, как крепко они сроднились с кораблем и с морем, ставшими для них родным домом», - писал Букин. Так появились первые строчки: «Я знаю, не жить мне без моря, как море мертво без меня». А разве можно было скрыть на строгих и обветренных лицах мореходов радость, которая озаряет их всякий раз, когда они с победой возвращаются к родным берегам?! Ведь первыми их встречают скалистые горы Рыбачьего! Если впереди он уже виден - значит дома: хоть «волны и стонут и плачут…». Фронтовой треугольник с написанными стихами был отправлен на Большую землю в газету «Краснофлотец». Однажды Букин включил редакционный приемник и неожиданно для себя услышал песню со знакомыми словами. Но долго не мог узнать, кто же автор музыки. Прояснилось это только с приездом в Рыбачий группы ансамбля Северного флота. Автором музыки оказался офицер Евгений Жарковский, который тоже воевал в рядах североморцев. Поэт и композитор подружились и создали, но уже позже, в Москве, еще не одну песню. Да, у песен, как и у людей есть свои биографии, свои истории. Такова история песни «Прощайте, скалистые горы». Однако, не менее популярными стали песни «Когда бушуют ураганы», «Ой, не зря поют девчата», «Когда вспыхнут зори», «Под северным сиянием». После войны Букин жил в Москве. В 1952 году вышла книга стихов и песен «Прощайте, скалистые горы». В 1958 году вышел в свет сборник стихов «Мы вышли в открытое море». В него вошло лучшее, что создано поэтом. Это его творческий отчет. В основу последней книги «Рыбачий» легли материалы и записи из потрепанных и пожелтевших от времени его фронтовых блокнотов, из очерков, опубликованных в дивизионной газете «Североморец», в которой он прошагал все редакционные ступеньки - от корректора до автора. Умер Николай Букин в 1996 году в возрасте 80 лет. Екатерина САЛМАНОВА. А здесь поподробнее: Прощайте, скалистые горы История создания песни Весной 1940 года перед призывной комиссией города Перми предстал невысокий и щуплый студент с «бараньим весом» - 47 килограммов. - Николай Букин, - отрекомендовался он. - Где хочешь служить, богатырь? В пехоте-матушке или во флоте-батюшке? - участливо спросил его военком. Но, глянув на левую руку призывника, где по тогдашней моде был выколот якорь, ответа дожидаться не стал: - Значит, во флоте!.. Из военкомата довольный призывник вышел уже иной походкой, немного покачиваясь. И отправился прямо в магазин за тельняшкой. КОГДА наш герой родился, ночь была грозной, и мать сказала: «У Коленьки будет бурная жизнь». Так и вышло... Закончив школу, Николай продолжил учебу в Сарапульском сельхозтехникуме. Немного поработал сельским учителем и стал заниматься в Пермском пединституте. На молодежных вечеринках всегда его ждали. Он был веселым человеком, плясал «цыганочку», играл на мандолине, гитаре и балалайке. Позже освоил баян. Сдав на «отлично» в пединституте госэкзамены, Николай съездил на два дня домой к матери в село Дуброво. Неплохое место для житья выбрали предки: на Каме, с лесом и лугом. Сугробы там залегают важные, ключи бьют холодные, а возле них расставлены бани, вышитые мхом. Люди в селе жили голосистые, песни пели так, что замазка на стеклах лопалась. Особенно голосили на Пасху, когда обходили село, величали и славили Христа. Парень хотел преподавать литературу, но подготовка к войне грубо развернула его жизнь в ином направлении. Новобранцев посадили в эшелон и повезли на полуостров Рыбачий. К мурманским горам Муста-Тунтури. Так Букин сменил сельский ручеек Дубок на Баренцево море. Позже он напишет такие строчки: Сто спасибо тебе, мама, что я Не в рубашке рожден, а в тельняшке. ВСЕ было необычным в тех малообжитых краях для человека, выросшего в лесном засторонке: серенькое небцо, день стремительно темнеет, словно срез на подосиновике, низко ходят тучи, снежный шторм ревет. Место дичее дикого, но провел Букин на нем всю войну. Сначала был рядовым артиллеристом, затем теодолит и топографию сменил на «петиты» и «клише», став корректором дивизионной газеты «Североморец». Война заставила его пройти ускоренный курс газетных наук, и солдат стал корреспондентом, а к концу войны редактором этого издания. А рядом все время были стихи. Тема у него была одна - горы и море. И писать он учился тоже у моря: строку посылал за строкой, как воды посылают волну за волной. На том клочке земли моряки и красноармейцы стойко держали оборону: на протяжении всей нашей западной границы в 4,5 тысячи километров незахваченным оставался один погранзнак - на Рыбачьем. Немцы за четыре года так и не смогли взять полуостров, чтоб прорваться к Мурманску. Не каждый знает, что моряки прозвали этот легендарный лоскуток суши «гранитным линкором». У себя на родине Букин хорошо знал песню трав, сейчас же слушает песню волн и переносит ее на бумагу. Получались стихи о морской романтике, и однополчане стали называть его «артиллерийским поэтом». Писал он и о пехотинцах, но особенно любил бывать у катерников. Их сродненность с кораблем и морем всегда волновала до слез. ОДНАЖДЫ на Рыбачьем появились композитор Константин Листов и поэт Василий Лебедев-Кумач. Вот тогда боец впервые пожал их большие и добрые руки, участвовал в дискуссии о песенном деле. Мимолетная встреча, мимолетный разговор, но они многое дали Николаю для понимания этого жанра. В 1942 году в одно из посещений катерников при взоре на безбрежную водную даль у Букина родились строчки: Я знаю, не жить мне без моря, Как море мертво без меня. А заметив, с каким ликованием возвращаются моряки из рейса, добавил: Хоть волны и стонут и плачут, И плещут на борт корабля, Но радостно встретит героев Рыбачий... Образы и слова он находил свободно. Соединил горы и волны, статику и динамику. Горы - незыблемость, море - вечное движение. Поместил в стихах биение жизни, ее прилив и отлив, закончил, сложил бумагу треугольником и с оказией отправил в Мурманск, в газету Северного флота «Краснофлотец». Через некоторое время на полуостров пришел свежий номер, а в нем стихи Букина и приписка от руки писать еще. Однажды, включив радиоприемник, Букин услышал песню с родными словами. Вот это да! Как так вышло, как получилось?! Взял баян и повторял, повторял наигрыш. Тот день, красным бантом повязанный, полковник Букин помнил всю оставшуюся жизнь. Музыку к этим стихам первым написал В. Кочетов, и политуправление флота рекомендовало песню Всесоюзному радиокомитету для исполнения и популяризации «в период краснофлотского радиочаса». Самодеятельный поэт прославил Заполярье, но и Полярный круг прославил поэта. По зову Родины воевал и работал Николай Иванович Букин, по зову сердца написал свои стихи «Ой ты, море», «О скалы, гранитные скалы», которые положены на музыку и стали для фронтовиков душевным боеприпасом, дальнобойным снарядом. Недаром говорил Суворов, что песня удваивает, утраивает армию. Позже музыку к стихам Букина написал другой композитор - Е. Жарковский. А после того, как В. Бунчиков и П. Киричек исполнили ее по Всесоюзному радио, к песне пришла настоящая популярность. Далеко от морей и гранитов родился и музыкальный автор песни - заслуженный деятель искусств РСФСР Евгений Эммануилович Жарковский. Его родина - Киев. Там он в 1927 году закончил музыкальный техникум и два семестра музыкально-драматического института им. Лысенко. Наслушавшись от знакомых о музыкальной жизни Ленинграда, переехал туда и стал студентом консерватории. Учебу совмещал с шефской работой, часто бывал в Кронштадте, на кораблях Балтийского флота, выступал перед экипажами, помогал самодеятельным артистам готовить репертуар. Он сочиняет одноактную оперу, рапсодии, инструментальные концерты, но время само выдвигало на передний план искусства песню. И Жарковский пишет на стихи Николая Асеева первые две миниатюры, которые в 1933 году получили премии на песенном конкурсе ленинградского горкома ВЛКСМ. После консерватории у Евгения одна за другой появляются песни о советской деревне и даже лирические частушки, но военная тема далеко не отпускает, и он сочиняет «Балладу о неизвестном моряке». Много песен написано специально для Леонида Утесова. В 1941 году Жарковский добровольно ушел на фронт и стал североморцем. Его поселили в Полярном в маленькой ледяной комнатенке, куда с трудом затолкали видавший виды рояль. Появились песни о миноносце «Гремящем», о подлодке «Малютка». Многим кораблям подарил он тогда визитные карточки-песни. Как-то в 1942 году почтальон принес газету «Краснофлотец». Из обилия фронтовых новостей наметанный глаз композитора сразу же выхватил рифмы о боевом походе моряков в тыл врага. Он прочел стих и почувствовал, что в нем тугим калачиком свернулась мелодия. Но как ее извлечь, как распрямить? Прямо в шинели Жарковский сел к роялю и стал перечитывать строки. И тут его осенило: да это же рифмованный дневник, личная запись о матросском быте. Неизвестный поэт расставил слова уверенно, как вещи в своем кубрике. Где-то тут должна быть и гитара. Да вот же она, в руках баловня экипажа. Опасаясь разбудить тех, кому на вахту, тот приглушенно, раскачиваясь в такт колебаниям судна, выводит медленным вальсом: «Корабль мой упруго качает крутая морская волна...» А товарищи подпевают певцу: «Поднимет и снова бросает В кипящую бездну она». Но может ли вальс быть мужественным, с запахом пороха? - терзал себя таким вопросом музыкант. И решил, что может: героическое время требует героических мелодий. После войны Жарковский пишет оперетты для взрослых, кантаты и сюиты для подрастающего поколения. Но не скудеет и песенный источник. В 1947 году появляется песня на стихи старого знакомого Н. Букина «Когда бушуют ураганы», затем веселая «Трехрядка» (текст Якова Шведова). Большую популярность получила песня «Ласточка- касатка» на слова Осипа Колычева. Настоящей творческой удачей надо считать его знаменитую «Женьку» на оригинальные трехстишия с одинаковой рифмой Константина Ваншенкина, которую взяла в свой репертуар Людмила Зыкина. А специально для Клавдии Шульженко он создал на слова Дмитрия Седых блистательную юмореску «Немного о себе» («Когда бы сбросить мне года...»). Произведения Евгения Жарковского - хорошие и разные - можно перечислять долго. Но память возвращает нас к его легендарной «Прощайте, скалистые горы!» Песня всегда триедина. Кроме талантливых поэта и композитора она требует такого же даровитого исполнителя. А эту пели многие большие голоса: Кибкало, Петров, Отс, Кондратюк, флотские ансамбли и самодеятельные коллективы. А с ними пели и мы. Адмирал Арсений Головко знал песню наизусть и вспоминает о ней в книге «Вместе с флотом». А писатель Юлиан Семенов свою повесть так и назвал: «Прощайте, скалистые горы!». ПОСЛЕ войны некоторые издательства заставили Букина переделать в ней строки «Но хватит для битвы огня» и «Иду я навстречу врагам», объяснив, что в мирное время надо забыть «о боях-пожарищах». Выходит, полиграфисты смотрели на песню как на политический плакат, потому и авторскую акварель подменили грунтовкой. Однако те строки-эрзацы прожили недолго, спустя время привычные фразы вернулись на свое место. Самозабвенно пел про скалистые горы советский «Робертино Лоретти» Сережа Парамонов. Слушая его, Жарковский - высоченный мужчина под два метра - не мог сдержать слез. Чтобы спрятать их, он опирался грудью на трость и низко склонял голову. Добавлю, что песня о горах - и об этом мало кто знает - запечатлена в том самом материале, на котором родилась - в граните. Каждые полчаса над Кольским заливом, у памятника Неизвестному матросу, звучит ее мелодия. Иван ПЕТРУСЕВ. "Правда Севера", Архангельская областная газета, 07/02/2007 И даже про Боровичи нашлось: «Прощайте скалистые горы…» Фонды Боровичского краеведческого музея недавно пополнились новыми документальными материалами и экспонатами. Среди них патефонная пластинка с известной песней Евгения Жарковского времен Великой Отечественной войны «Прощайте скалистые горы»… Любовь НИКОЛАЕВА. -------------------------------------------------------------------------------- Эта песня была любимой у боровичанина, моториста торпедного катера Михаила Васильевича Никитина, ведь написана она была композитором после посещения их военно-морской базы в Заполярье, на самой границе с Норвегией. Служил моторист на легендарном катере ТКА-12. Это маленькое деревянное суденышко совершило более 80 выходов в море, потопило огромное количество вражеских судов, перевозило раненых и всевозможные грузы, и при этом оставалось неуязвимым для врага. Команда катера во главе со своим капитаном, в последствие дважды Героем Советского Союза, контрадмиралом Александром Шабалиным, отличалась отчаянной дерзостью, помогавшей ей выходить победительницей из самых сложных ситуаций. Прошедший всю войну катер в мирное время был установлен на бетонном пьедестале в Мурманске. Обо всем этом рассказала на встрече в музее, на которую пришли ребята из школы юных моряков, дочь Михаила Васильевича Людмила Михайловна. Образ отца запечатлелся в ее глазах, а его рассказы она помнит до сих пор. Разве такое забудешь… В одном из боев отец был ранен. Рука, держась на сухожилии, болталась у него за спиной, а он все еще не понимал, что с ним произошло, потому что не чувствовал боли… Отправленный в госпиталь в Архангельск, он уговаривал хирурга пришить ему руку… И произошло чудо: рука прижилась, а через какое-то время и полностью восстановилась… Всю жизнь отец работал на комбинате огнеупоров сначала мастером, а потом начальником энергоцеха. На комбинате в должности экономиста в РМЦ прошла и вся жизнь у его дочери. «Наше поколение тоже уйдет, но жизнь будет продолжаться, – говорит Людмила Михайловна, – наступит и столетие со дня Победы… И пусть память о моем отце и его отважных товарищах сохранится в нашем музее». Она передала в музей тельняшку отца, его награды, вырезки из газет военной поры, рассказывающие о легендарном катере, много фотографий.
Keto: Искала историю песни из кинофильма "Офицеры" и наткнулась на обсуждение самого фильма. Очень интересно. Даю ссылку: http://www.ruskino.ru/movie/forum.php?aid=673
Ивваныч: Прочитал все! Кры-кры-крысата!!!
Keto: Крыса??????? Та???????
Ивваныч: Keto пишет: Крыса??????? Та??????? Солнышко, какая нахрен крыса!? Просто заикаться стал от удовольствия, читая твои посты. КРАСОТА!!! Понимаешь, КРАСОТА!!! Повторя еще раз: КРАСОТА!!!
Keto: "Заветный камень." Текст: Заветный камень Музыка: Б. Мокроусов Слова: А. Жаров Опубликовано: http://www.sovmusic.ru скачать песню в формате mp3 скачать мелодию для мобильного телефона в формате midi путь для WAP к midi-файлу: http://9may.ru/songs_store/zavkamen.mid Аранжирова: С. и В. Дужины Холодные волны вздымает лавиной Широкое Черное море. Последний матрос Севастополь покинул, Уходит он, с волнами споря. И грозный, соленый, бушующий вал О шлюпку волну за волной разбивал. В туманной дали Не видно земли, Ушли далеко корабли. Друзья-моряки подобрали героя. Кипела волна штормовая. Он камень сжимал посиневшей рукою И тихо сказал, умирая: "Когда покидал я родимый утес, С собою кусочек гранита унес... Затем, чтоб вдали От крымской земли О ней мы забыть не могли. Кто камень возьмет, тот пускай поклянется, Что с честью носить его будет. Он первым в любимую бухту вернется И клятвы своей не забудет! Тот камень заветный и ночью, и днем Матросское сердце сжигает огнем. Пусть свято хранит Мой камень-гранит, Он русскою кровью омыт". Сквозь бури и штормы прошел этот камень, И стал он на место достойно. Знакомая чайка взмахнула крылами, И сердце забилось спокойно. Взошел на утес черноморский матрос, Кто Родине новую славу принес, И в мирной дали Идут корабли Под солнцем родимой земли. 1942 История: История создания песни В июле 1941 года авторы будущей песни были среди защитников легендарного Севастополя. Их обоих призвали на флот, и уже тогда они задумали написать песню о героях-моряках, славных черноморцах. Но замыслу этому не суждено было осуществиться в ту пору. Александра Жарова срочно вызвали в Москву и отправили на Северный флот, а Борис Мокроусов остался в осажденном Севастополе. “Встретился снова я с Борисом Андреевичем лишь в 1943 году, в Москве, — вспоминает Александр Алексеевич Жаров. — Композитор рассказал мне о том, что прочитал недавно в газете очерк “Севастопольский камень” — о легендарных последних защитниках города, которые унесли с собой камень — частицу родной земли, поклявшись, что обязательно вернутся в родные края и водрузят этот камень на то самое место, где он лежал. Оба мы горячо приняли к сердцу эту невыдуманную историю о севастопольском камне. Она воодушевила нас на песню, которую мы так я назвали — “Камень Севастополя”. Именно под таким названием песня с нотами и была впервые опубликована в газете “Красная звезда” 9 января 1944 года. Первым исполнителем этой песни был Леонид Осипович Утесов, надолго сохранивший ее в своем репертуаре. “Есть у нас царь-пушка, есть царь-колокол и есть у нас царь-песня — “Заветный камень”, — заявил он, выступая в одной из телевизионных передач с рассказом о ней”.
Keto: А уж вот этого я и предположить не могла (Я имею в виду не всю несомненно очень теплую и добрую статью про Богословского, а выделенную песню "РОДНАЯ ГАЗЕТА" № 4(4), 23 мая 2003 г., полоса 12 Татьяна Басова Капитан веселой шаланды Никите Владимировичу Богословскому — 90 лет Вряд ли найдется тот, кто не напевал хотя бы одну из двухсот его песен, давным-давно ставших народными: «Шаланды, полные кефали», «Темная ночь», «Три года ты мне снилась»… Богословский написал музыку к 52 театральным постановкам, 58 художественным и 49 мультипликационным фильмам, создал 17 оперетт и музыкальных комедий, балеты, оперу, 8 симфоний, 2 струнных квартета — словом, раскинулось широко море его музыки. Когда маэстро устает от музыки, он отдыхает, переключаясь на литературу. Отдыхать он, видимо, умеет, поскольку выпустил девять книг, среди которых «Музей муз», «Очевидное, но вероятное», и опубликовал в периодической печати огромное количество юмористических и сатирических миниатюр. — Подумаешь, какое дело — 90 лет! Исполнилось и исполнилось, — ворчливо сказал Никита Владимирович в ответ на звонок из «Родной газеты», не желая обсуждать юбилейную тему. — Есть о чем говорить! Но коллеги по композиторскому цеху с этим не согласны. — Он наш патриарх, — говорит популярнейший Владимир ШАИНСКИЙ, сам автор трехсот песен. — Он редчайший, благословенный Богом талант, его песни стали не просто вечными хитами, но хронологическими вехами в истории России. Смотрите, в 1939-м написан «Любимый город». Там еще спокойная жизнь, но есть уже предчувствие войны. Я помню, когда был 17-летним солдатиком, мы в строю пели: «Ты ждешь, Лизавета», «Любо, братцы, любо» и другие его песни, даже не подозревая, что они не народные, а Никиты Богословского. Я желаю Никите Владимировичу библейского долголетия, а его песни — это давно ясно — будут жить вечно. — Первой его песней в моей жизни была «Темная ночь», — рассказывает Людмила ЛЯДОВА. — Я тогда жила в Свердловске, шла война, и как раз вышел на экраны фильм «Два бойца». Все пели эту песню, среди моих знакомых не было ни одного человека, который бы не знал ее наизусть. Потом я узнала много его песен, исполняла их на эстраде вместе с прекрасной певицей Ниной Пантелеевой, но «Темная ночь» осталась самой любимой на всю жизнь. Лучшей песней военных лет считает «Темную ночь» и Андрей ЭШПАЙ: — В ней нет ничего героического, но она затронула душу каждого человека, она пробуждала в каждом бойце самые чудесные воспоминания. Никита Владимирович — чрезвычайно образованный музыкант, профессионал высочайшего класса, у него есть совершенно великолепные симфонии, музыкальные драмы, струнные квартеты, но так уж получается, что именно песни делают композитора популярным, известным всему народу. В песнях Богословского есть душа. Я знаю, что «Темную ночь» он написал буквально за один присест, на одном дыхании, и так же ее спел Бернес, и подхватила вся страна. — Я не согласен называть Богословского песенником, — говорит Максим ДУНАЕВСКИЙ. — Он удивительный симфонист и театральный композитор. Просто, к сожалению, мы меньше знакомы с этими сторонами его блестящего таланта. А мне довелось близко знать Никиту Владимировича именно как театрального композитора. В юности я работал дирижером в Театре имени Вахтангова, где в тот момент ставили «Золушку» — его прекрасную вещь, в которой задушевная лирика удивительно сочетается с колоссальнейшим остроумием во владении оркестром. Тогда я понял, насколько это великолепный, разносторонний человек. Потрясающее остроумие Богословского перешло из его музыкальных произведений в литературные, он оказался замечательным писателем-юмористом. Я считаю Никиту Владимировича одним из столпов советской музыки. А что касается песен, то ни один из авторов нынешних так называемых хитов не может с ним сравниться.
Keto:
Ивваныч:
Keto: "Священная война": Официальный вариант истории - для затравки В честь первого исполнения песни «Священная война» Елена Леонтьева inform@zdp.ru Дата публикации: 06.05.2005 На Белорусском вокзале столицы открыта Памятная мемориальная доска в честь первого исполнения песни «Священная война». «Священная война» впервые исполнена Краснознаменным ансамблем Красноармейской песни и пляски 26 июня 1941 года на деревянном помосте, специально построенном на площади Белорусского вокзала. Выступали перед бойцами, отправляющимися на фронт. Авторы легендарного произведения – Александр Александров и Василий Лебедев-Кумач. «Когда диктор объявил, – вспомнил свидетельства очевидцев первый вице-президент ОАО «Российские железные дороги» Хасян Зябиров, – что песня «Священная война» исполняется впервые, никто не обратил на это внимания. И только, когда исполнялся второй куплет, воцарилась тишина. По просьбе присутствовавших на вокзале, эту песню исполняли пять раз. С того момента каждое утро после боя Кремлевских курантов из радиодинамиков звучала «Священная война». По мнению Хасяна Зябирова, «трудно себе представить, где бы этот памятник песне был бы более уместен. Здесь эта песня впервые была исполнена, с этого вокзала через каждые пять минут отправлялись на фронт поезда, этот вокзал встречал поезд Победы». Песня стала гимном Победы, хотя она написана всего через несколько дней после начала войны. И, безусловно, лучшее место для памятника в честь этого произведения – Вокзал Победы. «Желдорпресс-Информ». И вариант как он есть с обсуждением, плюс полный текст: СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА Слова Василия Лебедева-Кумача Музыка Александра Александрова Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой! Припев: Пусть ярость благородная Вскипает, как волна! Идет война народная, Священная война! Как два различных полюса, Во всем враждебны мы. За свет и мир мы боремся, Они - за царство тьмы. Дадим отпор душителям Всех пламенных идей, Насильникам, грабителям, Мучителям людей! Не смеют крылья черные Над Родиной летать, Поля ее просторные Не смеет враг топтать! Гнилой фашистской нечисти Загоним пулю в лоб, Отребью человечества Сколотим крепкий гроб! Пойдем ломить всей силою, Всем сердцем, всей душой За землю нашу милую, За наш Союз большой! Встает страна огромная, Встает на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой! Нам дороги эти позабыть нельзя. Песенник. Сост. А. П. Павлинов, Т. П. Орлова. СПб., «Композитор – Санкт-Петербург», 2005. - с прим.: Слова написаны 23 июня 1941 года, музыка - 24 июня 1941-го. Впервые исполнена в Москве на Белорусском вокзале 27 июня 1941 года. Первоначальный вариант текста и мелодии написан А. А. Боде в связи с Первой мировой войной в 1916 году. В. В. Лебедев-Кумач и А. В. Александров обработали песню Боде, внеся изменения в текст и мелодию. Причем Лебедев-Кумач добавил несколько куплетов. Стихотворение написано Василием Лебедевым-Кумачом в ночь с 22 на 23 июня 1941 года. 24 июня оно появилось в печати (в газетах "Красная звезда" и "Известия") и в тот же день руководитель ансамбля военной песни Александр Александров написал музыку. 28 июня песня записана его ансамблем на грампластинку, а 30 июня издана с нотами. Она стала лейтмотивом Великой Отечественной войны - ежедневно с нее начинался радиоэфир. Куплеты 2, 6 и 7 в современных сборниках обычно не печатаются (например, см: Русские советские песни (1917-1977). Сост. Н. Крюков и Я. Шведов. М., «Худож. лит.», 1977). Возможно, эти куплеты просто не прижились - текст оказался слишком длинный, или не влезли на пластинку (сторона граммофонной пластинки вмещала 3 минуты). После публикации стихотворния музыку к нему написали также М. Блантер, Н. Чаплыгин, М. Полонский и Е. Путилов, но в оборот вошла мелодия Александрова. Данные о первом публичном исполнении песни расходятся. Официальная советская версия, устоявшаяся во второй половине 20 века - что песня впервые была исполнена ансамблем Александрова на Белорусском вокзале 26 или 27 июня 1941 года перед отъезжающими на фронт частями. Однако известный нынешний исследователь истории военной песни Юрий Бирюков выяснил, что "Священная война" сразу попала под неофициальный запрет за пессимистический настрой - в первые дни войны поощрялись шапкозакидательские настроения. И на вокзале в июне оркестром Александрова она не исполнялась. Запрет продолжался, пока ситуация на московском направлении не стала критической - 13 октября 1941 пала Калуга, 14 октября Ржев и Калинин. Тогда 15 октября 1941 года песню впервые поставили по всесоюзному радио, и с тех пор она звучала по радио каждый день. А сцена исполнения песни в июне на Белорусском вокзале впервые появилась в романе Константина Федина "Костер" (1961-1965) и была плодом литературного вымысла автора. В дальнейшем этот вымысел приняли за документальный факт. (См. ниже: В. Кожинов "Поэзия военных лет", 1999 г.). Однако, многие продолжают придерживаться старого утверждения об исполнении на вокзале - например, исследователь советской звукозаписи Глеб Скороходов, так что окончательного единого мнения нет. Появившаяся в Перестройку (не позднее 1990 года) версия о том, что у "Священной войны" существовал прообраз времен первой мировой войны, якобы написанный в 1916 году учителем из Рыбинска Александром Боде (версию высказал в 1990 на радио "Свобода" журналист Андрей Мальгин со ссылкой на дочь Боде Зинаиду Колесникову, вскоре умершую), не нашла подтверждения - никаких документальных свидетельств в пользу существования этой песни не найдено. См.: С. Макин. Священная война: момент истины (2002). Саму версию о первоисточнике Боде см., например: А. Азаренков. Ворованная песня // Военно-исторический журнал "Рейтар, №2 (26), 2006. В первые недели войны официальными поэтами и композиторами было создано более 200 заказных патриотических военных песен, но почти ни одна из них не прижилась; "Священная война" - исключение, но это, по сути, гражданская песня. В окопах пели, наоборот, "антивоенные" песни - о возвращении, о доме, о женах: "В землянке", "Жди меня", "Синий платочек", "Ты одессит, Мишка!"... В последнее время песня пользуется популярностью в некоторых кругах молодежного радикального антифашистского движения (это когда бьют морду наци-скинам и т. п.). У анархистов популярностью не пользуется (впрочем, как и вообще песни Великой Отечественной войны). Из книги Глеба Скороходова "Тайны граммофона", М.: Изд-во Эксмо, Изд-во Алгоритм, 2004: "Стихи «Священной войны», написанные В. Лебедевым-Кумачом, появились в «Известиях» утром 24 июня. Они были напечатаны на первой полосе под огромным портретом Сталина, который в ту пору, как известно, скрывался в растерянности на своей «ближней даче». Александр Васильевич Александров, прочитав стихи, не выпускал их из рук, пока к вечеру того же дня не родилась мелодия – сразу, целиком, с начала до конца. 26 июня группа певцов его ансамбля (весь коллектив собрать не удалось – еще шли «отпускные» дни, а добраться до Москвы после 22-го стало не так просто) впервые запела «Вставай, страна огромная» на площади Белорусского вокзала. Песню приняли с таким вниманием, ее так напряженно слушали, что певцы, не уходя с площади, пели ее раз за разом для все новых бойцов перед их посадкой в эшелоны. И уже в следующее свое посещение ДЗЗ [Дома звукозаписи], 28 июня, Александровский ансамбль впервые спел «Священную войну» для граммофонного диска. В самые сжатые сроки оригинал прошел всю техническую цепочку, и уже 4 июля два прессовочных станка выдали пробные пластинки. Начиная со следующего утра, ежедневно, в течение всех военных лет песня «Священная война» открывала передачи Всесоюзного радио. Коробка с заигранными и новыми пластинками с нею долго, как реликвия, сохранялась в радийной граммотеке". Опровержение в "Независимой газете" от 05.07.2000 г. обвинения Лебедева-Кумача в плагиате: «Сведения, изложенные в статье «Священная война» — эхо двух эпох» о поэте-песеннике В. И. Лебедеве-Кумаче, признаны не соответствующими действительности и порочащими честь, достоинство, деловую репутацию автора песни «Священная война» В. И. Лебедева-Кумача. В связи с чем редакция газеты доводит до сведения читателей, что автором текста песни «Священная война» является В. И. Лебедев-Кумач». В. В. Кожинов «Поэзия военных лет» (из книги В. В. Кожинова «Россия, век XX (1939-1964)», Москва, 1999 г.): (…) Вспомним хотя бы десяток песен, созданных в 1941-1945 годах, известных во время войны всем и каждому и продолжающих свою жизнь по сей день; "В лесу прифронтовом" ("С берез неслышен, невесом..."), "Огонек" ("На позицию девушка провожала бойца..,") и "Враги сожгли родную хату..." Михаила Исаковского, "Соловьи" ("Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат..."), "На солнечной поляночке..." и "Давно мы дома не были" ("Горит свечи огарочек.,.") Алексея Фатьянова, "В землянке" ("Бьется в тесной печурке огонь...") Алексея Суркова, "Дороги" ("Эх, дороги, пыль да туман...") Льва Ошанина, "Случайный вальс" ("Ночь коротка, спят облака...") Евгения Долматовского, "Темная ночь" Владимира Агатова (для которого эта песня, по-видимому, была единственным творческим взлетом...). Слова этих песен, конечно же, всецело порождены войной, но на первом плане в них - не война, а тот мир, который она призвана спасти. Правда, есть еще одна также известная всем и тогда, и теперь песня, которая имеет иной характер - "Священная война" ("Вставай; страна огромная...") Василия Лебедева-Кумача. Но во-первых, она - одна такая, а во-вторых, это, в сущности, не песня, а военный гимн. Написанные в ночь с 22 на 23 июня (24 июня текст был уже опубликован в газетах) слова этого гимна, надо прямо сказать, не очень уж выдерживают художественные критерии; у Лебедева-Кумача есть намного более "удачные" слова песен, - скажем: Я на подвиг тебя провожала, - Над страною гремела гроза. Я тебя провожала И слезы сдержала И были сухими глаза... Но в "Священной войне" все же имеются своего рода опорные строки, которые находили и находят мощный отзвук в душах людей: ...Вставай на смертный бой . ...Идет война народная, Священная война... И о противнике: Как два различных полюса Во всем враждебны мы... И призыв, близкий по смыслу другим песням: ...Пойдем ломить всей силою, Всем сердцем, всей душой За землю нашу милую... На эти строки, в свою очередь, оперлась героико-трагическая мелодика композитора А. В. Александрова, и родился покоряющий всех гимн. Надо иметь в виду, что гимн этот люди, в общем, не столько пели, сколько слушали, подпевая ему "в душе", и едва ли помнили его слова в целом, - только "опорные". Как и многие обладающие высокой значимостью явления, "Священная война" обросла легендами - и позитивными, и негативными. С одной стороны, постоянно повторяли, что прославленный Ансамбль песни и пляски Красной Армии пел ее для отправлявшихся на фронт войск на Белорусском вокзале уже с 27 июня 1941 года. Между тем скрупулезный исследователь знаменитых песен Юрий Бирюков по документам установил, что вплоть до 15 октября 1941 года "Священная война" была, как говорится, в опале, ибо некие предержащие власти считали, что она чрезмерно трагична, с первых строк обещает "смертный бой", а не близкое торжество победы... И только с 15 октября - после того, как враг захватил (13-го) Калугу и (14-го) Ржев и Тверь-Калинин, - "Священная война" стала ежедневно звучать по всесоюзному радио. Сцену же, якобы имевшую место в первые дни войны на Белорусском вокзале, создал художественным воображением Константин Федин в своем романе "Костер" (1961-1965), и отсюда сцена эта была перенесена во многие будто бы документальные сочинения. С другой стороны, с 1990 года начали публиковаться совершенно безосновательные выдумки о том, будто бы "Священная война" была написана еще в 1916 году неким обрусевшим немцем. Но это - один из характерных образчиков той кампании по дискредитации нашей великой Победы, которая столь широко развернулась с конца 1980-х годов: вот, мол, "главная" песня сочинена за четверть века до 1941-го, да еще и немцем... Юрий Бирюков, анализируя сохранившуюся в Российском государственном архиве литературы и искусства черновую рукопись Лебедева-Кумача, в которой запечатлелись несколько последовательных вариантов многих строк песни, неоспоримо доказал, что текст принадлежит её "официальному" автору. Важно сказать еще, что нынешние попытки дискредитации прославленной песня лишний раз свидетельствуют о той первостепенной роли, которую сыграла песня (и поэзия вообще) в деле Победы! Ибо оказывается, что для "очернения" великой войны необходимо "обличить" и ее песню... Сам Г. К. Жуков на вопрос о наиболее ценимых им песнях войны ответил так; ""Вставай, страна огромная...", "Дороги", "Соловьи".., Это бессмертные песни... Потому что в них отразилась большая душа парода", и высказал уверенность, что его мнение не расходится с мнением "многих людей"*. И в самом деле к маршалу, конечно же, присоединились бы миллионы людей, хотя и добавив, может быть, в его краткий перечень еще и "В лесу прифронтовом", "Темную ночь", "В землянке" и т д. Но обратим еще раз внимание на то, что собственно "боевая" песня - "Священная война" - только одна из вошедших в "золотой фонд"; остальные, как говорится, "чисто лирические". И вроде бы даже трудно совместить "ярость" этого гимна с просьбой к соловьям "не тревожить солдат", хотя маршал Жуков поставил и то и другое в один ряд. Василий Лебедев-Кумач (1898-1949)
Keto: кинофильм "Иван Никулин -русский матрос" режиссёр Игорь Савченко Морская баллада муз. С.Потоцкого сл.А.Суркова На ветвях израненного тополя Теплое дыханье ветерка. Над пустынным рейдом Севастополя Ни серпа луны, ни огонька. В эту ночь кварталами спаленными, Рассекая грудью мрак ночной, Шел моряк, прощаясь с бастионами, С мертвой Корабельной стороной. Шел моряк над бухтами унылыми, Где душе все камушки милы... На кладбище старом, над могилами Конвоиры вскинули стволы. Он стоял. Тельняшка полосатая Пятнами густыми запеклась. Он сказал: «Повоевал богато я, С черной вашей сворой бился всласть. Если ветер разгулялся по полю, Встань попробуй поперек пути! Много вас тянулось к Севастополю, Да немногим пофартит уйти. Встали здесь на якорь вы не рано ли? Шторм придет и вырвет якоря». Вперебой, не в лад, винтовки грянули — Небо кровью залила заря... На ветвях израненного тополя Теплое дыханье ветерка. Над пустынным рейдом Севастополя Ни серпа луны, ни огонька. Что-то вот ненахожу я истории песни. Загадочно...
Keto: "Друзья - однополчане" Текст: Майскими короткими ночами, Отгремев, закончились бои. Где же вы теперь, друзья-однополчане, Боевые спутники мои? Я хожу в хороший час заката У сосновых новеньких ворот. Может, к нам сюда знакомого солдата Ветерок попутный занесет. Мы бы с ним припомнили, как жили, Как теряли трудным верстам счет, За победу мы б по полной осушили, За друзей добавили б еще. Если ты случайно неженатый, Ты, дружок, нисколько не тужи, - Здесь у нас, в районе, песнями богатом, Девушки уж больно хороши. Мы тебе колхозом дом построим, Чтобы видно было по всему: Здесь живет семья российского героя, Грудью защищавшего страну. Майскими короткими ночами, Отгремев, закончились бои. Где же вы теперь, друзья-однополчане, Боевые спутники мои? История: Где же вы теперь, друзья-однополчане? Музыка В. Соловьёва-Седого, слова А. Фатьянова «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» — слова эти стали крылатыми, вошли в поговорку. Сорок лет прошло после Победы, фронтовики давно уже возвратились к мирному труду, многие ушли на заслуженный отдых, иных уже нет с нами... Но до сих пор на газетных и журнальных полосах мелькают порой знакомые слова: «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» Это ветераны войны ищут своих боевых друзей, товарищей по фронтовому братству, крепче которого нет ничего на свете. Вскоре после окончания войны, к 30-летию Октябрьской революции, Алексей Фатьянов и Василий Соловьев-Седой написали цикл песен — «Сказ о солдате», или, как он еще называется, «Возвращение солдата». Героем цикла авторы избрали «демобилизованного гвардии сержанта», грудью защищавшего Советскую страну, а ныне вернувшегося в родной колхоз. Цикл состоял из шести песен. Первая — «Шел солдат из далекого края» — рассказывала о сердечном прощании советского бойца с жителями страны, освобожденной нашей армией от фашистского ига; вторая — «Расскажите-ка, ребята» — шуточный рассказ о радостной встрече демобилизованных солдат с колхозными девушками; третья — «Колыбельная», герой ее поет своему маленькому сыну о минувшей войне; четвертая — своеобразный музыкальный портрет бывшего фронтовика, ныне тракториста — «Поет гармонь за Вологдой»; пятая — «Где же вы теперь, друзья-однополчане?»; шестая, завершающая песня, славящая народ-победитель, — «Величальная». Когда цикл был закончен, прозвучал в эфире и на концертной эстраде, стало ясным, что наибольший успех завоевала пятая песня цикла — «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» На радио после первого же исполнения песни стали приходить многочисленные письма от фронтовиков. Вот некоторые из них: «Мне очень хочется послушать песню «Где же вы теперь, друзья-однополчане». Когда слушаешь ее, чувствуешь всей душой, как крепка, благородна, велика армейская дружба... Люди, побратавшиеся на фронте, прошедшие вместе по военным дорогам, всю жизнь не забывают друг друга. Исполните эту песню. Пусть ее услышат мои далекие лучшие друзья». В другом письме читаем: «Очень прошу исполнить песню Соловьева-Седого на слова Фатьянова «Друзья-однополчане». Воспоминания о минувших боях, воспоминания о тех, с кем прошел боевой путь от Сталинграда, часто заставляют думать о том, где они теперь? Хочется спросить словами этой песни; «Где же вы теперь, друзья-однополчане, боевые спутники мои?..» В переписке с некоторыми боевыми товарищами я часто вспоминаю минувшее, делюсь радостями настоящего и планами на будущее. Вот и сейчас эту заявку посылаю своему однополчанину, а он ее вам перешлет». И действительно, в Москву на Всесоюзное радио это письмо пришло уже с двумя подписями. Не будет преувеличением сказать, что песня эта в сравнительно короткий срок завоевала всенародное признание. Разумеется, секрет ее успеха объясняется не только злободневностью, ведь и сейчас «Где же вы теперь...» — одна из самых любимых и популярных песен о минувшей войне. Наверное, этот секрет и в прекрасных стихах Алексея Фатьянова, и в обаянии музыки Василия Соловьева-Седого. Творческое содружество этих двух замечательных художников началось в самые трудные дни войны. Их песни — «На солнечной поляночке», «Соловьи», «Давно мы дома не были» и многие другие — быстро разлетелись по фронтам, их полюбили фронтовики. О творчестве композитора Василия Павловича Соловьева-Седого, Героя Социалистического Труда, народного артиста СССР, лауреата Ленинской и Государственных премий, написано много очерков, исследований, книг, К сожалению, недостаточно публикуется статей и воспоминаний о замечательном советском поэте Алексее Ивановиче Фатьянове. Поэт прожил сравнительно недолгую жизнь. А песни его живут и, наверное, будут жить еще долгие годы. Вот что говорят его товарищи по перу. Егор Исаев, лауреат Ленинской премии: «Лучшие из стихов Фатьянова и без музыки хороши, а с музыкой тем более. Их можно читать и перечитывать вслух и про себя, читать с листа и на память. Их можно и петь — петь одному и в хоре, петь за дружеским столом и со сцены, петь, как душа просит и как память подсказывает...» Николай Старшинов: «Стихи запевалы русской песни Алексея Фатьянова можно с полным правом назвать народными в том самом высоком смысле слова, что их уже несколько десятилетий пел, поет, знает и любит весь наш народ». Михаил Матусовский: «...Среди лучших песен военных лет стоят и сегодня в славном строю песни Алексея Фатьянова. Но и потом, когда кончилась война, поэт не захотел расстаться со своим героем. Вместе с Соловьевым-Седым, дружба с которым подарила нам столько замечательных песен, пишет он новый цикл песен о солдате: Майскими короткими ночами, Отгремев, закончились бои. Где же вы теперь, друзья-однополчане, Боевые спутники мои?.. Можно ли было более точно сформулировать в четырех строках все то, что мы переживали с вами и чувствовали в те послевоенные годы!» Очевидцы рассказывают, как работали авторы. Соловьев-Седой жил в Ленинграде, Фатьянов — в Москве. Композитор, приезжая в столицу, обычно останавливался в гостинице «Москва». В одном из номеров они с поэтом запирались буквально на несколько суток, пока не рождалась новая песня. Стихотворение и музыка сочинялись одновременно, в процессе работы они удивительно дополняли друг друга. Первыми исполнителями «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» в Москве были Павел Чекин, Георгий Виноградов и Владимир Бунчиков, в Ленинграде — Ефрем Флакс и Сергей Шапошников. Но, пожалуй, наибольшую известность песне принесла Клавдия Шульженко.
Keto: Вот про эт у песенку немногие вспоминают. Мож найдется кто - кто истрию знает? Двадцать второго июня, ровно в 4 часа Музыка: Е. Петербургский Двадцать второго июня, Ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили Что началася война. Война началась на рассвете Чтоб больше народу убить. Спали родители, спали их дети Когда стали Киев бомбить. Врагов шли большие лавины, Их не было сил удержать, Как в земли вступили родной Украины То стали людей убивать. За землю родной Батькивщины Поднялся украинский народ. На бой уходили все -все мужчины, Сжигая свой дом и завод. Рвалися снаряды и мины, Танки гремели броней, Ястребы красны в небе кружили, Мчались на запад стрелой. Началася зимняя стужа Были враги близ Москвы, Пушки палили, мины рвалися Немцев терзая в куски. Кончился бой за столицу Бросились немцы бежать Бросили танки, бросили мины, Несколько тысяч солдат. Помните Гансы и Фрицы Скоро настанет тот час Мы вам начешем вшивый затылок, Будете помнить вы нас. 1941
Keto: "Алеша" пока только слова: Алеша Музыка: Эдуард Колмановский Слова: К.Ваншенкин Белеет ли в поле пороша Иль гулкие ливни шумят, Стоит над горою Алеша, Болгарии русский солдат. И сердцу по-прежнему горько, Что после свинцовой пурги Из камня его гимнастерка, Из камня его сапоги. Немало под страшною ношей Легло безымянных парней. Но то, что вот этот - Алеша, Известно Болгарии всей. К долинам, покоем объятым, Ему не сойти с высоты. Цветов он не дарит девчатам - Они ему дарят цветы. Привычный, как солнце, как ветер. Как солнце и ветер. Привычный, как солнце и ветер, Как в небе вечернем звезда. Стоит он над городом этим. Над городом этим. Как будто над городом этим Вот так и стоял он всегда. Белеет ли в поле пороша Иль гулкие ливни шумят, Стоит над горою Алеша, Болгарии русский солдат.
Mix: Я когда сына Лёшкой называл об этой песне думал... А теперь он её сам поёт
Keto: Мой тоже Алешка. В честь прадеда, погибшего под Белгородом...
Keto: "День Победы" День Победы Музыка Давида Тухманова Слова Владимира Харитонова День Победы, как он был от нас далек, Как в костре потухшем таял уголек... Были версты, обнаженные в пыли, - Этот день мы приближали, как могли. Припев: Этот День Победы - Порохом пропах, Это праздник - С сединою на висках. Это радость - Со слезами на глазах, - День Победы! День Победы! День Победы! Дни и ночи у мартеновских печей Не смыкала наша Родина очей... Дни и ночи битву трудную вели, - Этот день мы приближали, как могли. Припев. Здравствуй, мама, возвратились мы не все... Босиком бы пробежаться по росе... Пол-Европы прошагали, полземли, - Этот день мы приближали, как могли. Припев. Добавлено через 9 минут КСТАТИ Слова написал поэт-солдат Однажды после военного парада на Красной Площади, на приеме в Кремле по случаю 9 Мая Леонид Ильич Брежнев сказал автору слов «Дня Победы» поэту Владимиру Харитонову: «Нас не будет, Володя, а народ будет петь твою песню». Прав оказался Леонид Ильич: так, как Харитонов, о Победе не сказал никто! «Песня как бы повернула время вспять. И хотя написана была через три десятилетия после войны, кажется, что именно с ней мы победили», - сказал нам давний друг поэта композитор Владимир Шаинский. Владимир Харитонов ушел на фронт в первые дни войны. Пережил все, что выпало на долю солдата. И самой дорогой ему среди многих фронтовых наград была медаль «За отвагу». Он был очень скромным человеком. Просто и душевно умел сказать о главном - о Победе, о Родине, о любви. За годы литературного труда Харитонов создал более тысячи песен, среди них «Мой адрес - Советский Союз», «Как прекрасен этот мир», «Скажи мне, вишня», «Россия - Родина моя», «Не плачь, девчонка», «Остановите музыку»... Они тоже пережили своего поэта: народ по-прежнему их любит и поет. Сейчас песня «День Победы» считается гимном для ветеранов-фронтовиков. Но, оказывается, судьба ее была совсем не простой. Песня вообще могла быть забыта в пыльных архивах. Если бы тогда, 30 лет назад, певец Лев Лещенко в буквальном смысле не протащил ее через худсовет... - Лев Валерианович, что это все-таки за странная история с песней, которую не признавали, но которая стала одной из самых популярных и самых патриотических? - История удивительная... Как-то ко мне подошел бывший редактор радиостанции «Юность» Женя Широков: «Есть очень хорошая песня, но я тебя сразу предупреждаю - ее худсовет зарубил». - «Почему?» - «Наверное, не надо было Татьяне Сашко (жене автора песни, композитора Давида Тухманова) исполнять. Думаю, если ты ее перепишешь, то она пройдет». А ведь тогда без худсовета невозможно было попасть в эфир! Я поехал на гастроли в Алма-Ату. Там и решил спеть «День Победы». Был конец апреля, все готовились к 9 Мая. Это и стало премьерой. С людьми тогда творилось что-то невероятное! Зал вставал, плакал... В тот же вечер я позвонил Тухманову и попросил оставить песню для меня. Но оказалось, что на концерт в честь 30-летия Победы ее уже отобрали для съемки телевизионного «Огонька» - в исполнении Лени Сметанникова. Он и спел ее 9 Мая. После чего... ее «закрыли» окончательно. В том числе и в моем исполнении. - Как удалось ее реанимировать? - 10 ноября, в День милиции, мы приходим на репетицию. У меня спрашивают: что будете петь? Я перечисляю, и, «если вы позволите, «День Победы», ведь милиция тоже не стояла в стороне, когда была война...». После репетиции ко мне подошло все милицейское руководство и попросило завершить концерт именно этой песней. Редактура на дыбы: катастрофа, нас поснимают... Ведь концерт транслировался в прямом эфире по радио и двум центральным каналам. Никого не сняли. На следующий день после выступления песня стала бестселлером. А руководство телевидения вынуждено было выдвинуть ее в 1975 году на «Песню года» как одну из лучших... Так одно исполнение и решило судьбу «Дня Победы». - За что ее все же запрещали-то? К чему можно было придраться? - А ничего внятного и не произносилось! Вроде слова простоваты для такого случая. Кого-то не устроило исполнение... А народ оказался простым, во все эти «премудрые» благоглупости не вникал, а просто полюбил песню, принял ее душой. И оказалось, что против этого уже ничего не попишешь...
Keto: Что интересно - про День Победы взяла с сайта города Гаджиево. И не только там такая тема - на огромном количестве форумов и сайтов люди открыли темы с военными или просто старыми песнями. Пишут то, что им дорого, без всякого плана. Вот такие пироги. Страны уже прежней нет. Время другое. Люди другие. Песни - живут
Mix: "Песни живут!" Однозначно!
Keto: Ну вот и нашелся Алеша. Читала и не могла сдержать слез. Прототипу болгарского памятника русскому солдату Алеше исполнилось 85 лет Алексею Ивановичу Скурлатову, жителю алтайского села Налобиха исполнилось 85 лет. Лишь спустя 25 лет после Победы он узнал, что является прототипом знаменитого памятника русскому солдату — Алеше — в Пловдиве. Его призвали в армию в августе 1941 года. От роду было 19 лет. Попал в знаменитый лыжный батальон сибиряков. Лыжная разведка. Уже 5 декабря зашли в деревню Крюково. Многие погибли. Больше половины батальона полегло здесь. Страшная была битва. Не доходя пяти километров до Калинина, наткнулись на аэродром. Начали стрельбу. Немцы выскочили кто в чем спал. И — в самолеты! Два самолета завели, но подняться им не дали. Бежали в Калинин в чем спали. Вспоминает Ржев. Окружение. Лыжная разведка сумела прорваться. Их называли наземными десантниками. Потом шли на Волочок. Здесь ранили. Мать получила похоронку. Была еще одна похоронка. При освобождении села Веревкино получил сильную контузию. Мать получила вторую похоронку. Обе похоронки находятся в музее Северо-Западного фронта. — А у меня и два дня рождения. Паспортов у нас, у деревенских, не было. Мать говорила, что родился я 30 марта. Надо было получать удостоверение, вот мне и говорят: иди к врачу. Пришел, да забыл сказать, когда родился. Врач по зубам, как коню, определил мне возраст. Дней рождения у меня с тех пор стало два — 30 марта и 9 августа. Учился Алексей Иванович на тракториста-механизатора. Сначала был на колесном тракторе. Когда вспоминал бои, чаще всего говорил о павших. На каждом метре был убитый наш солдат. Такие потери. Сражался на Орловско-Курской дуге. Потом Украина. А 9 сентября 1944 года вошли в Болгарию. Вот здесь он и превратился в памятник. В сентябре 1944 года 22-летний связист Скурлатов тянул кабельную связь до Софии и далее до самого Черного моря. Целыми днями копали и ставили столбы, а вечерами к болгарским связистам в гости ходили. В Пловдиве Алексей Иванович подружился со связистом Методи Витановым. Вскоре в речи сибиряка стали проскальзывать болгарские словечки, а Методи, которого все стали звать просто Митей, начал вполне сносно говорить по-русски. Так вот: Алексей Иванович богатырь был сибирский. Еще до войны полтора центнера на себе носил. Ну три мешка. По мешку на плечо и сзади мешок. Вечерами болгары любили хороводы водить. Хоро — танец такой. Русский солдат брал под мышки двух болгар и уносился в танец. Алексей был рослым, плечистым, с русым чубом и чистыми синими глазами. Его и выбрал скульптор прототипом памятника. Когда пришло время уезжать, строительство памятника русскому солдату только начиналось. Зато к строящемуся памятнику на холме Бунарджика в Пловдиве пришел его болгарский друг Методи Витанов и написал на его основании: «Алеша». Так и стали с тех пор в Болгарии величать каменного семнадцатиметрового русского солдата. Шло время. Алексей Иванович трудился на Алтае, а Методи упорно искал своего друга Алешу. Писал в журнале «Огонек», на радио выступал. Иногда, слыша о поисках, Алексей Иванович улыбался: «Смотри, точно как у нас было в Пловдиве!». Уральский учитель со своими учениками-следопытами отыскал Скурлатова. Пришло письмо от Методи: «О! Друг, я тебя искал...». Дальше была поездка в Пловдив. Аэропорт. Методи взялся сам определить, тот ли это Алеша прилетел. Определил. Тот самый. Сделался Скурлатов почетным гражданином Пловдива. Вручили серебряную медаль, шкатулку. Сейчас она почернела. Однажды ездил с женой на курорт в Варну. Чаще вспоминает встречи с фронтовыми друзьями по Белоруссии, Украине. Теперь не ездит. На что поедет наш герой? На вопрос журналистки, переживал ли он, когда рушили памятник Алеше, Алексей Иванович ответил: «Нет, меня это не касаемо. Никогда не волновало. Сами поставили, сами и снять могут». Встретиться друзьям довелось лишь через много лет после войны. Алексей Иванович вернулся на Алтай, работал трактористом-механизатором. Слушая по радио песню «Стоит над горою Алеша...», он и не догадывался, насколько судьба каменного Алеши тесно связана с его собственной. Болгарское телевидение создало фильм об Алеше. Алексей Иванович Скурлатов стал получать сотни писем со всех концов России и Болгарии, его приглашали на встречи учащиеся школ и студенты вузов. Если Алеша в годы войны спас Пловдив, то спустя десятилетия уже Пловдив спас памятник освободителю: в конце 80-х годов местные националисты требовали снести каменного Алешу. Вандалы обливали монумент черной краской. Мэр города Пловдива объявил Алешу своим личным врагом и поклялся разобрать этот «символ коммунизма». Когда стало ясно, что снести мраморный памятник будет трудно, мэр и его сподвижники решили переделать его в гигантскую бутылку кока-колы... Городское собрание депутатов, которое в свое время утверждало песню «Алеша» гимном Пловдива, решило снести памятник как символ оккупационной армии. Пловдивчане же встали на защиту «своего Алеши». Около памятника русскому воину-освободителю были организованы круглосуточные дежурства, на площади города одна за другой проходили демонстрации в его защиту. Русские ветераны, проживающие в Болгарии, пригрозили публично сжечь себя, если памятник Алеше будет уничтожен... Когда над каменным Алешей нависла беда, патриоты решили организовать сбор пожертвований, чтобы выкупить у мэрии землю, где расположен холм Бунарджика с памятником. Пожилые болгарки сплели Алеше гигантскую «мартиницу», традиционный символ здоровья и долголетия, которую по обычаю подносят родственникам и друзьям 1 марта, и повесили ее на груди 17-метрового каменного исполина. А местная пенсионерка Ани Минчева всерьез надумала «усыновить» знаменитого Алешу. Дабы решить этот юридический казус, одинокая женщина наняла даже адвоката. Старушка хотела завещать Алеше свою квартиру в центре Пловдива. Бабушка Ани полагала, что денег, вырученных от аренды, вполне хватит для поддержания памятника советским воинам-освободителям в пристойном состоянии. Памятник отстояли, а вскоре встретились и два военных друга. Алексей Иванович Скурлатов, лишь приехав в Пловдив, узнал, что это он оказался памятником, и его судьба висела на волоске... К 60-летию Победы памятник помыли и почистили, для этого потребовалось 16 тонн воды и несколько тонн кварцевого песка. «На войну меня взяли в августе 1941 года, прямо с трактора, — вспоминает ветеран. — На дорожку мне мама узелок с нашими алтайскими яблоками дала, но я их не ел, аромат мне еще долго дом напоминал». Из жестяной коробки хозяин достает фотографии. С пожелтевшей карточки смотрит вихрастый голубоглазый паренек. На ногах — тяжелые ботинки, пиджак едва сходится на широкой груди. У Алексея Ивановича двое внуков и четыре правнука. А в его стареньком шкафчике хранится медаль почетного гражданина Пловдива и письма, которые приходили со всего света. По материалам сайтов: «Люди.Ru» «NovayaGazeta.Ru» Подготовила Светлана Коппел-Ковтун Всеукраинский журнал «Мгарскій колоколъ» №52, май 200 Стоит над горою Алеша...Советским воинам, победившим в войне с фашизмом посвящается Эту историю мне рассказал соотечественник, который в далеком 1953 году был еще болгарским студентом, учившимся в Ленинграде. В холодную зимнюю ночь он возвращался в общежитие, когда на улице его остановила компания подростков и потребовала снять дубленку. Выбора у него не было, он просил оставить хотя бы документы, но они быстро исчезли в ночи — вместе с дубленкой и документами. Огорошенный и совершенно убитый случившимся, он побрел в сторону общежития, когда вдруг услышал за спиной громкий окрик: — Эй, парень! Стой! Ошибка вышла! Обернувшись, он увидел своих недавних грабителей. Они подошли к нему, один из них схватил болгарского студента за руку и спросил: — То, что написано в паспорте, это правда? — Правда. — Так значит ты — не русский? — Я — болгарский студент, учусь здесь… — Точно из Болгарии? — Да. — Там, где Тырново, Шипка? — Да, Тырново, Шипка… — Ой, какая ошибка вышла. Хорошо, что ты недалеко ушел, а то бы всю жизнь себя казнили. Они вернули ему дубленку, проводили до общежития и рассказали, что дед одного из них, прапорщик Геннадий Александрович Миров, участвовал в Русско-турецкой освободительной войне и геройски погиб в боях за Шипку. — Бабушка Пелагея наказала мне строго-настрого, чтобы я помнил Шипку — покуда живой, и не поднимал руки на болгар. Я вспомнила эту историю накануне третьего марта, Дня освобождения Болгарии от турецкого ига. В этот день, в наш великий национальный праздник, болгарский народ чтит память тех, кто отдал свою жизнь за нашу свободу. В нынешнем году, в канун 129-летия со дня освобождения Болгарии от турецкого гнета, этот светлый день торжественно отмечали во всей стране. Стране, в которой установлено более четырехсот памятников павшим героям русско-турецкой войны. Да, в этот день мы всегда возлагали и возлагаем к ним цветы. В девяностые годы нашлись политики, которые сделали все возможное и невозможное, чтобы опорочить и унизить нашу любовь к России. Изо всех сил они пытались доказать, что именно Россия виновата во всех наших бедах и несчастьях. Вместе со своими единомышленниками-историками они поставили перед собой задачу: убедить болгар в том, что им нужно как можно быстрее избавиться от так называемого «русского синдрома». Я люблю своих соотечественников, которые не поступились своей памятью, памятью погибших за свободу Болгарии. Людей, которые всегда возлагали и будут всегда возлагать цветы к памятникам героям Шипки, Шейново, Плевны, Старой Загоры, Софии... Есть и другие, не забытые нами места нашей общей памяти. Когда в 1944 году Советский Союз объявил войну Болгарии, союзнику фашистской Германии, солдат и офицеров под командованием маршала Федора Толбухина встречали в Болгарии хлебом и солью, никто не оказал сопротивления советским войскам, их встречали как армию, победившую фашизм. Поэтому после войны в Болгарии появилось немало памятников солдатам и офицерам армии советского маршала. Но больше всего и болгары, и россияне любят памятник «Алеше», воздвигнутый в Пловдиве. Несколько раз за последние годы его пытались снести. Но нам удалось его отстоять: «Стоит над горою Алеша, в Болгарии русский солдат...» Да, нашлись люди, предложившие снести памятник Советской Армии, который находится в самом сердце нашей столицы — напротив Софийского университета. Как и многие мои соотечественники, я счастлива, что мы сохранили его, не допустили надругательства не только над памятью советских солдат, но и над памятью нескольких поколений болгар. Мудрость, уважение к истории, любовь и признательность к русским и россиянам со стороны представителей разных поколений болгар помогли нам сохранить свое достоинство. И память о героизме русских воинов. Я часто вспоминаю слова известного болгарского публициста Стефана Продева: «Россия дважды жертвовала жизнью своих сыновей за нашу свободу. Европа — великая и сильная, но там все еще не знают, что значит отдать свою жизнь за Болгарию». Я вспоминаю все это сейчас, когда по сей день продолжаются попытки снести памятник Воину-освободителю в Таллине. Величайший стыд забывать прошлое, неимоверный стыд — забывать о тех, кто пролил свою кровь за освобождение твоего народа от фашизма. Не знаю, будет ли услышан мой голос. Но я хочу призвать: не рушьте памятники героям, отдавшим свои жизни ради жизней наших. Помните о них. Преклоняйтесь перед ними. Благодарите их. Снежана Тодорова, главный секретарь Союза болгарских журналистов «Столетие»
GDai: Кето ....Вот про эт у песенку немногие вспоминают. Мож найдется кто - кто истрию знает? Двадцать второго июня, ровно в 4 часа Музыка: Е. Петербургский Привет! Про эту песню лет 10-13 назад была целая передача по радио, по проводному, что тогда было в каждом доме. "В нашу гавань заходили корабли" www.ngavan.ru Там надо поискать Димка
Keto: Пасибки! Посмотрю
полная версия страницы